Герда не возражала. Ей было все равно, как ехать, лишь бы уже как-нибудь приехать, – и она неукоснительно следовала указаниям мастера Нурена, в частности, рекомендовавшего дамам переодеться в платья в связи с патриархальными нравами местного населения. Поэтому, когда в Хазтаракани[19] перед самой посадкой на струг их с Тильдой вознамерились похитить, участвовавшие в набеге ногайцы посчитали их просто двумя «свободными, белыми» женщинами и, разумеется, сильно просчитались.

А дело было так. Ввечеру Герда и Тильда вышли с подворья, где их отряд дожидался утра, когда можно будет грузиться на струг, и пошли по главной улице городка, присматриваясь от нечего делать к лавкам и торговым лабазам. Идут, разговаривают, смеются, и обеим невдомек, что в этих местах люди просто так по городу на лошадях не скачут. Оказалось, набег, что здесь иногда все еще случается, но местные-то, заслышав топот копыт, тут же рванули кто куда – лишь бы с дороги убраться да на глаза налетчикам не попасться… Но ни Герда, ни Тильда не были знакомы с местными реалиями, это их и подвело. Оглянуться не успели, а руки уже схвачены арканом в локтях и прижаты к телу, и кто-то подхватывает тебя на скаку и ловко взбрасывает перед собой поперек лошадиной спины.

В общем, Герда нападение прошляпила, отвлеклась, не сразу поняла, что за шум и отчего все вдруг начали кричать, и зачем кому-то нестись «аллюром три креста» по центральной улице тихого захолустного городка. А когда все-таки встрепенулась и сообразила, было уже поздно, и она, связанная, лежала поперек седла…

«…как какой-нибудь сраный мешок с зерном».

От обиды на то, какая же она дура, – раз за разом влипает во все мыслимые и немыслимые неприятности, – Герда аж зубами заскрежетала. Но обижалась она недолго. Гнев и злость, поднявшиеся в душе сразу за тем, сожгли все иные чувства, включая, естественно, и страх. А улица тем временем осталась позади, всадники проскочили распахнутые ворота в бревенчатом тыне, служившем городу стеной, и, прибавив коням прыти, помчались прочь.

«Сейчас!» – решила Герда, понимая, что еще немного и может стать поздно.

Из оружия у нее с собой были только наваха и метательный нож в рукаве. Правда, руки были прижаты к телу, но похититель не успел связать ее по-настоящему, и веревочная петля при движении лошади немного ослабла и, освободив локти, сдвинулась вверх. Герда повернула голову и взглянула на похитителя. Типичный степняк. В рукопашной схватке наверняка невероятно хорош, в джигитовке, скорее всего, тоже. Но он от нее никакого подвоха не ждет и о том, что она вооружена, не знает. К тому же он занят и на нее не смотрит.

«Тебе же хуже!» – Герда осторожно, но без промедления, вытряхнула в ладонь левой руки метательный нож, а пальцами правой руки вцепилась в край седла.

«Ну, с богом!»

Она уколола коня в шею. Тот испугался, заржал и вильнул в сторону. В то же мгновение, воспользовавшись инерцией, Герда вскинулась, ударив плечом всадника в грудь. Из седла, впрочем, не выбила – слишком хороший наездник, чтобы с ходу взять его на испуг, а сама, напротив, оказалась в неустойчивом положении, готовая слететь на землю. Однако ногаец рефлекторно выбросил руку, чтобы ее удержать, и Герда воспользовалась возможностью, развернув тело с опорой на руку мужчины, и всадила нож ему в горло. Удар смертельный, но смерть небыстрая, а конь мчится вперед, и Герде потребовались все ее силы, вся ловкость и вся чертова удача, чтобы, не упав под копыта мчащегося со всей дури коня, выбросить из седла своего похитителя, освободиться от аркана и, наконец, нормально сесть в седло.