Дома, у кровати, его дожидались «Рассказы о британских привидениях»: коллекция лучших произведений ужасов, таких как «Ивы» Блэквуда, «Мезонин» Джеймса и «Зелёный чай» Ле Фаню. Все ночи похожи – тёмные, сырые и пугающие – оправдывал Максвелл своё увлечение привидениями. Эта склонность происходила от его убеждения в том, что привидения являлись типично британским порождением, укреплённого тем фактом, что Сэм Ньютон повесился на потолочной балке. На потолочной балке прямо над головой Максвелла.
У всех старших судей были свои любимые рассказы о Ньютоне. Судья Клод Домани, единственный юрист, кроме Максвелла, находившийся в помещении сегодня ночью, рассказывал свой анекдот «Голуби из Ада». Он уходил корнями к дням Старого Здания Суда, стоявшего ниже по улице, помпезного здания с колоннами и двумя каменными львами, охранявшими парадные ступеньки.
Долгие годы Сэм Ньютон был беспокойной душой. Во время Второй Мировой войны его корабль затонул в Южно-Китайском море. За двадцать часов, прошедших до спасения команды, все члены экипажа кроме четырёх были заживо съедены акулами. Если верить Сэму, он продолжал слышать их вопли во сне.
То, что Сэм находится на грани умопомешательства, было известно его коллегам по суду. Однажды ранним воскресным утром в 1978 году Клод Домани в своём кабинете перечитывал приговор, когда ему по телефону позвонил Сэм.
– Клод, ты должен помочь мне. Это Сэм Ньютон. Мой кабинет полон голубей, и они загаживают всё вокруг!
Домани закатил глаза. «Ну почему я?» – подумал он.
– Сэм, – сказал он мягко, – вот что ты сделай. Расслабься и глубоко подыши десять минут, если и тогда ты будешь продолжать видеть голубей, я приду.
Десятью минутами позже телефон зазвонил снова.
– Клод, ты должен помочь мне. Мой кабинет полон голубей, и они загаживают всё вокруг!
– Держись, Сэм. Я иду.
Кабинет Ньютона был на самом верху старого западного флигеля. Весь путь вверх через три лестничных пролёта Домани размышлял, как ему поступить. Лучше было бы, если бы главный судья сам застал Сэма.
– Я не решился постучать, – вспоминал позже Домани. – Просто толкнул незапертую дверь и вошёл внутрь. К моему удивлению, Сэм был окружён голубями, загаживающими всё вокруг. Кто-то по небрежности в пятницу не закрыл окно.
Четыре месяца тому назад Сэм окончательно спятил. Каждые полчаса он покидал зал заседаний, возвращаясь в кабинет, в котором теперь работал Максвелл. Здесь Сэм держал полицейский радиоприёмник, и во время перерыва он прослушивал его диапазоны, чтобы проверить, не сбежал ли какой-нибудь убийца, которого он осудил. Его страхи рассеивались, и он мог возвратиться в зал суда, успокоившись до тех пор, пока не приходило время новой проверки.
В тот день, когда его радио сломалось, Сэм повесился.
Максвелл занял место Сэма за судейской кафедрой.
Двадцать минут назад Клод Домани заглянул к нему, чтобы сказать, что он идёт наверх перечитать обвинительное заключение к смертному приговору.
– Они боятся признать виновной азиатскую банду, – проворчал он.
Теперь Максвелл сидел один в Палате Верховного Суда, слушая, как ветер швыряет в здание капли дождя.
Судье потребовалось помочиться.
Скользнув взглядом по конверту, судья выбрался из-за своей кафедры. Пересекая приёмную, чтобы пройти в туалет, он глянул через окно на фонари Театрального проезда. Находящаяся в квартале отсюда, несколькими этажами ниже, вывеска «Орфея» проступала в колеблющемся свете проезжающих машин. Там он в десять отдаст конверт, и, будем надеяться, настанет конец этого кошмара.
Максвелл опорожнил свой мочевой пузырь и вымыл руки.