Гнев Императора Драконов всегда был смертельным. Для всех.

Кроме Архимага Гардарена де Роттерграна, уничтожить или подчинить которого Нигалексис считал себя обязанным.

Император тоже не был идиотом: использовать магию в присутствии моего отца означает подписать себе приговор, шансы убить сильнейшего мага Континента один на один фактически близки к нулю, а значит, придётся временно отступить. Чтобы потом сделать большой шаг вперед.

И отец это знал.

То есть нас ждет война.

Мы втроем – папа, дядя и я – сидели в Мраморном кабинете отца, абсолютно защищенном от любых магических прослушивалок и «жучков», и молчали.

Как же хотелось снять с плеч отца хотя бы часть этого груза ответственности за всех нас! Мало кто понимает, что находится у власти – это тяжелейший труд. Особенно у власти той страны, на которую зарятся ВСЕ твои соседи и соседи соседей, страны, территория которой является лакомым кусочком уже не одно, не два и не три столетия. Я восхищалась отцом и жалела его одновременно: сколько же в нем силы духа, воли! Круглые сутки ждать удара в спину, жить в недоверии, знать, что любой тебя может предать ради своих интересов или просто из страха перед тобой… Никому не пожелаешь такой судьбы.

Я встала и тихо подошла к нему сзади, мягко обняла за шею и положила голову на тёмную с проседью макушку, дыша родным запахом. Отец в ответ накрыл ладонями мои предплечья и прижал их к груди, потеревшись головой о мою щёку.

– Я тоже сильно люблю тебя, доченька! – тихо произнес он. – Но времени у нас практически нет. Надо что-то решать. Дар, – обратился он к герцогу, – на тебе организация обороны. С советами к тебе не полезу, но прошу дать мне твой.

– Чем я могу помочь тебе, друг?

– Несмотря на все мои усилия, я не смог обнаружить магию Императора. Ещё одно доказательство того, что этот крылатый подонок готовится к войне. Он знал, кого зовет в гости, зал для встречи был практически стерилен, и когда нападёт, нам сложно будет держать оборону, мне нечего вложить в основание щита магической завесы. Поэтому проблема по большому счёту одна, как добыть и запечатать в большой накопитель образец его магии, при условии, что сделать это могу только я?

– И я! – возмущенно вмешалось моё эго.

– Нет, ребенок! – жёстко осадил меня папа. – Это не обсуждается.

– Обсуждается! Пока ты говорил, у меня появилась идея, а вы, сильные этого мира, мне поможете!

– Дочь!

– Папа! – не повышая голоса, но вложив властные нотки, остановила его я. – Хотя бы просто послушайте. Дядя! – обратилась к герцогу. Иддариан с теплой улыбкой взглянул на меня, затем серьёзно на отца и неожиданно для него поддержал… меня:

– Говори, Мирри! Может твоя идея станет основой для чего-то действительно полезного.

Отец раздул от гнева ноздри и недвусмысленно посмотрел на герцога, но тот и ухом не повел, переключив на меня всё свое внимание.

– Папа! Отправить тебя в стан врага, значит, обречь всю миссию на провал. Почему? Вы оба прекрасно знаете, что твою магию не сможет узнать только тот, у кого её вообще нет в крови. Она уникальна и поэтому легко угадываема, да и зачарованных лично тобой безделушек в мире немало, а мою не знает никто. Да, она имеет большое кровное сходство с твоей, но всё же другая. Хотя бы потому, что женская. Иллюзию на себя наложу сама. Запах скрою. Защитные артефакты заряжу сама. Оденусь наёмницей, и отправлюсь во дворец наниматься на службу, а там доберусь и до магии Императора.

– Дочь!

– Рэн! – тут же резко перебил его дядя, стараясь игнорировать адский гнев в глазах отца. – Подожди. Я понимаю твои эмоции, Мирри мне тоже очень дорога и ты это знаешь, но в её словах есть смысл, нравится тебе это или нет. О том, что Император и его магошавки вычислят тебя ещё на подходе, и говорить не стоит. Ты и так это знаешь. Над словами Мирри надо подумать. Хорошенько подумать, мой друг.