Необходимо было что-то делать, каким-то образом скинуть с себя груз, который тащить попросту больше не могла. Не получалось. Для деятельной, всегда оптимистичной, с тысячей планов на жизнь и сотней на ближайшую неделю Славы, существование зажатой в угол амёбы с обгрызенной лапой было невыносимо на физическом уровне.

В полузабытьи Слава подошла к зеркалу. Из отражения на неё смотрело лицо больного, обречённого на погибель человека. Впалые щёки, сухие, сжатые в узкую линию губы, провалившиеся глаза, тёмные глазницы, даже не синие – чёрные. Всклокоченные, грязные волосы – вот они-то и привлекли странное, болезненное внимание.

Русые, густые, по пояс, со здоровым блеском даже в таком состоянии. Они смотрелись чем-то инородным, отталкивающим, будто это они источали яд и шипение, как змеи Медузы Горгоны.

Схватила ножницы, резанула у чёлки почти под корень. Увидев упавшую безжизненную прядь, впала в забытье, очнулась, когда все волосы были срезаны. Жалкие сантиметровые неровные остатки торчали пугающими пеньками, подчёркивая впалые щёки и худобу всей фигуры, но Слава в этот момент испытала то, что можно назвать подделкой на облегчение. Грубое, сваянное на одном колене, но облегчение.

В забытьи она свалилась на кровать, вдохнула в половину груди, что было достижением, и провалилась в поверхностный, болезненный, но всё же сон.

Проснулась под вечер, побродила по квартире, как оголодавшая акула, рванула с вешалки косуху и, как есть, в пижаме в красную клетку, рванула в первый попавшийся в микрорайоне ночной клуб.

Музыка прошивала тело, алкоголь бурлил в крови, позволяя забыться, табачный дым заглушал ростки боли, которые умудрялись прорываться сквозь одурманенное сознание.

На ненормальную, полулысую, стриженную клочками девицу косились посетители. Охрана не спускала глаз, однако выставить вон не пытались. Банковская карточка, которая щедро прикладывалась к терминалу, не позволяла.

Славу несло на волнах эйфории, умноженной на отчаяние, боль, чувство, что изваляли в грязи, дёгте, и выставили на посмешище посредине главной площади, так, что каждый юродивый тыкал заскорузлым пальцем и кричал о её позоре.

Чудовищный коктейль из эмоций и алкоголя, который нравился всё больше и больше, и в который Слава погружалась с радостью отъявленного мазохиста в надежде сдохнуть в пароксизме нахлынувших противоречивых чувств.

В дальнейшем она не могла вспомнить, что происходило той ночью. Лишь обрывки разговоров, какие-то фразы, вырванные из контекста, быстро тающее содержимое лицевого счёта и сверкающую, кружащуюся иллюминацию ночного города из окна несущегося вдоль проспекта такси.

Проснулась Слава в чужой квартире, поняла это сразу, ещё до того, как открыла глаза. По запаху, внутреннему ощущению, которое нашёптывало, что необходимо валить подобру-поздорову, где бы, с кем бы она ни находилась.

С трудом открыла глаза, уставилась сначала на потолок с трещиной вдоль балки, скосила глаза вбок, какое-то время разглядывала видавшие виды штору и стоящий вдоль стены диван-книжку со скомканным гобеленовым покрывалом. Для полноты картины не хватало ковра с лебедями или оленями.

Интересно, где она?.. С кем?..

Рядом раздался громогласный, богатырский зевок. Слава резко обернулась, голова внезапно закружилась, к горлу подступила желчь, которую удалось с трудом сдержать, не вывернуть тут же, на кровати.

Широкая мужская спина с развитыми мышцами выглядывала из-под белой простыни, ряд родинок убегал по позвоночнику вниз. Была видна крепкая, покрытая светлыми волосами нога. Коротко стриженные волосы на затылке топорщились во все стороны.