Вот сокрушенно качаются под порывами ветра, тяжело и натужно вздыхая листвой от нестерпимости своего положения, высаженные на школьном дворе деревья. Им, может быть, и хотелось бы вольготно пробежаться по траве, размять свои одеревеневшие члены, но они вынуждены всю жизнь стоять, как истуканы, на одном пятачке, не в силах сойти с места.

А вот прямо под моим окном крадется куда-то по своим делам известная всему детскому дому кошка, по имени «Побирушка». Это облезлое создание живет где-то в подвале, и мы постоянно подкармливаем ее всякими вкусностями, украденными нами из столовой. Честно признаться, нам очень жалко «Побирушку», потому что она такая же бесприютная и неприкаянная, как мы.

Иногда на улице становилось пасмурно, и дождик бил крупными каплями по моему окну, и в этот момент мне казалось, что это он так плачет из-за невозможности как следует намочить меня. А порой внезапно выглянувшее из-за туч солнце своими теплыми, проникающими через стекло прямо в сердце, лучами, пыталось придать мне бодрости – дескать, не расстраивайся, Головастик, мы еще зажжем с тобой, как следует! И я, благодаря этой поддержке доброжелательного светила как-то спокойнее и даже радостнее переживал допущенную по отношению ко мне несправедливость. Помните, как у Достоевского хорошо было сказано: «Удивительно, что может сделать один луч солнца с душой человека»…

Глава 7

Чистота – залог здоровья

Поговорка

Время от времени, а точнее, по мере отрастания у нас волос, к нам приводили какого-то странного чудика с машинкой, который называл себя парикмахером. При этом стрижка у него для детдомовцев всегда была одной и той же – под ноль, то бишь наголо. Дело в том, что парикмахерскую моду в нашем классе определяла все та же неугомонная Раиса Борисовна, которая ни о каких других прическах и думать не хотела.

Очень редко, в самых исключительных случаях она позволяла некоторым, особенно отличившимся жополизам, оставлять еще и маленькие, аккуратно выстриженные чубчики, но выглядело это ненамного лучше, чем бритая голова. У меня чубчика никогда не было, я слишком плохо вел себя для этого знака отличия. Поэтому все три первых года в интернате проходил лысым.

Как осуществлялась стрижка? Обычно тебя сажали на стул, стоящий посередине рекреации, при этом за спиной весело шушукались и угорали одноклассники, с радостью наблюдая, как твою, и без того не очень красивую головешку, уродует парикмахер. Каким-то удивительным образом они забывали, что через пару часов сами все будут выглядеть точно также! Цирюльник надевал на тебя простыню, туго, почти до высунутого языка затягивал ее на горле, и принимался тупой машинкой выдергивать твои волосы. Обчекрыжив, таким образом, всех мальчиков, парикмахер переключался на девочек. И вот тут-то начиналось самое интересное!

Прежде чем приступить к стрижке, наших малолетних товарок по несчастью проверяли на вшивость. Помню, с каким непередаваемым ужасом на лицах они застывали, пока Раиса Борисовна, как большая злобная обезьяна, рылась в их волосах в поисках насекомых. Бедные девчонки разве что в обморок не падали, и пребывали в страшном напряжении, потому что никогда не знали, чем закончится для них эта унизительная процедура. Прослыть «гнидастой» или «вшивой» считалось для девочки несмываемым позором!

Если голова ее оказывалась чистой, воспитательница так и сообщала: «Эта прошмандовка чистая». В таком случае девочке полагалась самая простенькая и непрезентабельная стрижка, типа «Я у мамы – дурочка». И лишь одной Насте Примаковой, имевшей роскошные рыжие волосы, доходившие ей почти до попы, позволялось сохранять их без всякого постороннего вмешательства.