Мерием всегда нравилась красота разбитого источника, полуразрушенного деревянного особняка столетней давности, изъеденная временем стена мечети, затейливое переплетение чинар – красота случайная и поэтому настоящая.

– Нене, почему разрушили церковь? – спрашивала она у Акджан.

– Великий город потерял свои краски, потерял свой голос, – с горечью отвечала бабушка, вспоминая Стамбульский погром пятьдесят пятого года. Ее муж Азат стоял тогда перед мятежниками, с удивительным мужеством защищая соседа грека, и говорил толпе: «Уходите отсюда! Они живут здесь шесть поколений. У вас нет права их беспокоить!»

Эти слова были последними в его жизни. Акджан и дети спрятались в углу, поэтому и выжили.

Бабушка умерла восемь лет назад, когда девчонки уже оперились. Мерием стала археологом. Теперь она живет в Измире и занимается любимыми камнями на центральной площади древней Смирны. Эсин – медсестра. Она растит двух дочерей: худую и строгую, как Мерием, и веселую кругленькую, как сама.

– Поехали в Стамбул! Пройдемся по Истикляль, – недавно предложила Эсин, позвонив сестре. – Поставим фонтанчик с водой для нене рядом с родительским. Прохожие попьют из него и помолятся. Наверху все будет зачтено.

Мерием согласилась. «Хорошо, что едем в марте», – подумала она.

Ей нравился Стамбул в холодную погоду, когда город из терра-сиенны превращался в серебристо-голубой, а народу становилось меньше. Она вспомнила свое первое впечатление: как вышли из поезда на перрон и очутились в центре людского потока. Тогда ее поразило, что практически все женщины были одеты в темные абаи и паранджу. До сих пор картинка перед глазами – черная толпа.

«Люблю ли я этот город? – в каждый свой приезд пыталась разобраться она. – Стамбул с первых моментов поражает и не отпускает до самого отъезда».

Эти три дня обещали быть особенно хорошими. Мерием уже видела, как вместе с сестрой сидит на траве в парке и любуется красивой магнолией, как не спеша поднимается на Галатскую башню с фиолетовой подсветкой. Она вспоминала, какой вид открывается со смотровой площадки: на переднем плане Галатский мост и пролив Золотой Рог, за ним – Новая мечеть, Святая София и Дворец Топкапы. Вдали виднеется Мраморное море. Через пролив с разной скоростью проплывает множество суденышек и пароходов, а ночью, укрывшись одним одеялом на двоих, можно, как в детстве, болтать до самого утра.

Нога успокоилась окончательно, поезд прибыл в Эскишехир, за окном мелькнула Эсин. Мерием улыбалась и шептала их детскую клятву: «Привет, родная! Мы с тобой одной крови».

Суббота, 22 мая

Сегодня я опять его выследил. Мерзавец преспокойно ехал в метро, делая вид, что меня не замечает. Корчит из себя порядочного: тут подвинулся, там уступил место. Блеф! Уж я-то знаю его гнусную натуру! Такие бьют исподтишка – сначала входят в доверие, честно смотрят в глаза и только потом, усыпив бдительность, показывают свою истинную сущность.

Я вышел на площади Таксим и пошел по направлению к Тарлабаши. Специально выехал пораньше, чтобы успеть до наплыва людей. Рынок люблю, а вот туристов не жалую. Не мотался бы, да больно уж вкусный у них тулум. Лучший сыр в городе, так я вам скажу.

Пятница, 4 июня

День как день, а вот вечер полностью испорчен. Открываю газету, и – что вы думаете – его харя красуется аж на первой полосе! И куда только катится мир?!

А я? Я даже носа сегодня не высунул. Стамбул задыхается от жары. Спасаюсь почти ледяным айраном. Сначала, как в детстве, ложкой подцепляю соленую пенку. Держу ее во рту, нёбом ощущая кисловатый привкус. Потом медленно тяну все содержимое бокала. И вот ведь что интересно: рот горит от холода, а в голове пульсирует, жаром отдает одна и та же мысль – скоро, скоро я с ним расквитаюсь. Найду способ. Вы не думайте, я не бездействую. Мне нужно лишь немного времени.