Лиза вытягивала себя из наваливающегося сна. Она боялась, не спала уже больше недели, держалась из последних сил. Реальность расплывалась, из углов комнатки проступали призрачные очертания незнакомцев, с которыми она связана крепче чем с собственным телом. Глаза и губы, руки, острые плечи, выпирающие ребра плавились и менялись, нарастая одеждой, драгоценностями, военной формой, атласными сорочками, изгибались мягкими линиями и слой за слоем скидывали с себя наряды, кожу, облики. Сон окружал её постоянно, и все же она боролась. Во снах Лиза проваливалась в впитанные за столько лет жизни, образы переплетались, деформировались, рождали кошмары. Она утратила свои воспоминания и эмоции, полностью растворившись в клиентах. Из кошмаров Лиза вываливалась на пол, обливаясь потом, что пропитался запахом благовоний, и лежала на пыльном старом ковре, представляя себя змеёй, кусающей хвост, и хотела проглотить ненавистное болящее тело целиком, превратиться в ничто. Она и так почти ничто – сновидица – средство заработка и одурманивания, безгласная, как все бывшие эмпаты, безвольная почти как все их клиенты, заканчивающие в лужах пробившейся сквозь мостовые канализации возле прибежища их снов. Эти люди, отринувшие непохожесть и тяжесть прошлого, обращались в безликое месиво, скованное одной общей мыслью – добраться до железной двери, вдохнуть аромат пачули и бергамота, ощутить и измениться.
Откидывая жадные руки сна, Лиза подошла к противоположной стене, встала у маленького окошка и выглянула на улицу. Она давно перестала смотреть в окно. Поначалу все свободное время проводила возле заляпанного частыми грязными дождями стекла, разглядывала улицу, даже днем мутную и серую, людей, облепивших стены и тротуар, сгрудившихся возле одинокого фонарного столба. Но после того, как среди них оказался Павел Александрович, её бывший учитель, лицо которого она выхватила из копошащейся массы в свете полной луны, Лиза перестала искать связи с внешним миром. Павел Александрович, всегда равнодушный и смотрящий сквозь учеников, ходил не Лизе, к другому сновидцу «Потерянного рая». Но к Лизе пришел Макс…Детство вернулось и схватило за горло, сжало маленькой рукой сердце. Она умоляла владельца Рая, своего полноправного хозяина, дать другого клиента, кого угодно, пусть с самыми изощренными, самыми жестокими запросами, лишь бы не Макса. Но «клиенту понравились твои волосы». Макс не узнал её, они ведь даже не разговаривали тогда в школе. Лиза запомнила мальчика, рисующего червяков на окне автобуса, рядом с ним ей было тихо, прохладно и спокойно. Мальчика, скованного датчиками, но протягивающего ей трепетное, новорожденное чувство, которого она прежде не испытывала…
Макс не мог её узнать. Как и прочие клиенты, он не обладал своей памятью, давно распрощался с днем процедуры и жил заложенными программой воспоминаниями.
Как легко они возвращались в собственное прошлое! Как загорались глаза! Макс выдохнул жар благовоний, вскочил, обнял Лизу, по-настоящему, передав ей стук своего сердца, сбив её пульс. И долго говорил с ней витиеватыми, длинными предложениями о сложном устройстве человека и чрезмерной зависимости от социума, что приводит к частым поломкам тела и души. Лиза просила слезы не предавать её, не портить счастье, вытесняющие ненавистный сладкий дурман, но они не слушались. Слезы отвечали за Лизу и ждали, ждали и верили, что Макс вспомнит другие строки. Недописанные, но впечатанные в них обоих глубоко и навечно. Лиза знала, как легко ломаются люди. Особенно, когда в один миг обретают себя, но стоит закрыться двери – вновь теряют, окончательно и бесповоротно.