В 1930-е гг. «национальные» учреждения – школы, театры и клубы – пали жертвой официальной кампании против негосударственных организаций. В 1933 г. Ленсовет закрыл национальные объединения, оставив только два «культурных» пространства для нерусских граждан Советского Союза. Один из клубов был предназначен для финнов, евреев, поляков, белорусов и других национальных меньшинств, второй оставили в качестве «дома просвещения» для татар и других народов Востока[99]. Такое разделение спровоцировало и навязало цивилизационный разрыв. Грузины и армяне оказались в пограничном положении: христиане, но проживавшие на имперских землях с многонациональным населением, они считали себя европейцами, но политики и писатели-путешественники считали грузин и армян народами, живущими на самой границе Азии[100]. Как отмечает Скотт, грузины составляли «самую восточную окраину народов, классифицируемых как западные», хотя некоторые группы мигрантов – особенно те, кто занимался грязной работой или торговлей, – считали себя самой западной окраиной среди тех, кого принимающее сообщество считало выходцами с Востока[101].

В 1936–1938 гг. в РСФСР, по словам Терри Мартина, «была запущена целенаправленная, всесторонняя и хорошо организованная кампания по институциональной русификации всех институтов»[102]. Сталинская «кавказская группа», укрепив свою власть в Москве на самых высоких политических позициях, теперь стремилась успокоить русских, которые стали чувствовать себя второстепенными внутри многонационального союза. Московские городские власти последовали примеру Ленинграда и также начали кампанию по русификации культурной жизни и институтов. Были закрыты все школы, периодические издания и культурные учреждения для нерусских граждан, сохранявшиеся до этого времени, разрушены две армянских церкви. Сталин свернул все ранние большевистские антиимпериалистические усилия по продвижению представителей нерусских народов периферии на влиятельные позиции, особенно в их родных регионах, и начал так называемую политику «коренизации». Последовавшие аресты подозреваемых в шпионаже в пользу иностранных государств в эпоху чисток, эмиграция и Вторая мировая война значительно сократили численность меньшинств в Ленинграде и Москве[103].

Вторая мировая война преобразила Ленинград и Москву. Ленинград, почти обезлюдевший город-герой, переживший 900-дневную блокаду, и Москва, теперь ставшая столицей мировой сверхдержавы, нуждались в серьезных восстановительных и ремонтных работах. Сначала рабочая сила потянулась из близлежащих областей, а затем все больше мигрантов стало прибывать со всех уголков Советского Союза. Представители Кавказа и Средней Азии – иногда с разрешения властей, а иногда без него – приезжали даже в больших количествах, чем до войны, особенно когда послевоенные инвестиции в пострадавшие южные регионы Советского Союза уменьшились. В эпоху холодной войны две столицы стали образцовыми советскими городами, конкурируя с Лондоном, Парижем, Нью-Йорком и Вашингтоном за влияние над странами, еще не примкнувшими ни к одному блоку, или над странами «третьего мира». Ленинград и Москва «расстелили красные дорожки» не только перед жителями нового коммунистического Восточного блока, но и перед гостями из Центральной и Латинской Америки, Азии и Африки. Множество выходцев со сталинского внутреннего Востока демонстрировали, насколько разнообразно постколониальное, социалистическое государство, ставившее перед собой глобальные цели, однако на деле их присутствие свидетельствовало о несовершенстве плановой системы, которая пыталась контролировать передвижение граждан и направлять обученных мигрантов обратно в родные республики для модернизации городов периферии.