«Верно, оставьте Марфутку в покое! – буркнул Кошт. – Подумайте лучше, что отсюда можно извлечь».

«Как минимум этот вопрос невинности или не-невинности заслуживает внимания!» – тут же вмешался Эдуард Гагарин.

«Как это?» – не поняла Марта, и Тэд пояснил:

«Действительно ли наш Лёша, то есть, I beg your pardon^>14, Наследник, так активно сопротивлялся и на самом ли деле маленькая К. “приняла все его решения, не пробуя воспользоваться минутной слабостью”, как нас сейчас пытались убедить?»

Раздались смешки. Марта часто заморгала. Я подумал, что пора мне снова вмешиваться, и уже откашлялся для того, чтобы высказаться, но тут…

Андрей Михайлович примолк и выждал выразительную паузу, лукаво поглядывая на меня.

[8]

– Ваша пауза длится уже дольше десяти секунд, – пробормотал автор, тоже удерживая улыбку. – Вы, в отличие от Гленна Гульда, рискуете смазать художественное впечатление.

– Что вы! – откликнулся Могилёв. – Паузами, поверьте мне, никогда ничего нельзя испортить. Чем дольше живу, тем больше в этом убеждаюсь.

Но не буду вас томить! Тут дверь распахнулась – и на пороге встала Настя Вишневская. Все обернулись к ней.

«Мы тебя не ждали, Настя… извините, вас, Анастасия Николаевна», – сказал я первое, что сказалось. А по сути надо было бы ещё по-другому: «Мы вас не ждали, ваше императорское величество!»

Настя действительно успела, что называется, поработать над образом. В тот день она собрала волосы в узел на голове, закрепив их крупным антикварным гребнем, и разыскала в своём гардеробе длинное, почти в пол, глухое тёмно-серое платье. На платье ближе к вороту она поместила серебряную брошь в виде ветки цветущей яблони. Цветами яблони служили светлые полудрагоценные камушки, недорогие, вроде розового кварца. Всё вместе производило впечатление продуманности, сдержанного достоинства или даже холодного величия.

Видимо, не только на меня, потому что вся группа как замерла. Один Тэд, подбежав, отвесил Насте преувеличенно-низкий, несколько шутовской поклон:

«Ваше величество, вас действительно не ждали!»

«У вас, Анастасия Николаевна, должно ведь быть занятие в сто сорок второй?» – нашёлся я наконец.

«Я им дала контрольную», – обронила Настя в ответ, идя к доске. Мы находились в той же самой аудитории, в которой начали работу утром. С доски ещё не стёрли хронологическую таблицу с именами персонажей. Анастасия Николаевна стала перед ней.

«А ведь меня нет в этом списке, – проговорила она, чуть нахмурившись. – Я здесь, похоже, никому не интересна?»

«Так точно, мадам, – подтвердил Кошт. – Вас нет в этом списке».

И вдруг, достав из внутреннего кармана своей чёрной, с заклёпками, кожанки антибликовые очки для ночного вождения – Марк был мотоциклистом, – он как-то дерзко надел их и посмотрел на неё поверх очков. Настя вздрогнула от его неуютного взгляда.

«Браво, Марк, – пробормотал я. – Как исторически точно…»

На этом месте автор прервал рассказчика:

– Почему «исторически точно», если вы мне простите моё невежество?

– Потому что Александр Иванович Гучков, явившийся к государыне поздно вечером седьмого, кажется, марта семнадцатого года – то есть уже в своём новом качестве, министра революционного правительства, – носил автомобильные очки, – охотно пояснил Могилёв. – Жёлтые, согласно Лили Дэн, а по Солженицыну – тёмно-зелёные. Конечно, у меня больше доверия первой как непосредственной свидетельнице.

– Зачем, хотел бы я знать, – пробормотал я почти про себя, но собеседник услышал и ответил:

– Вопрос вроде бы мелкий, но меня он занимал тоже! Я раньше считал, что Гучков прятал лёгкое косоглазие, которое можно разглядеть на его фотографиях. А в тот момент я своими глазами увидел, зачем.