– Да уж… милые… – грустно вздохнул я. – У нас они в начале девяностых годов прошлого века независимость от России объявили. И после первой войны Россия их независимость признала. Но этого им показалось мало, и через несколько лет они напали на соседей – дагестанцев. Так вторая чеченская война началась…

От неприятных воспоминаний меня отвлек раздавшийся снаружи палатки жизнерадостный голос:

– Тащ генерал, разрешите?!

Входной полог хлопнул, и в освещенный керосинкой круг света как-то бочком влез Очкарик, сразу заполнив, как показалось, половину внутреннего объема.

– О, так у вас, тащ генерал, гости? Добрый вечер! Эге, да ведь это товарищ Дубинин! Какими судьбами, Виталий Дмитрич?

– Здорово, Боря! – Я протянул здоровяку руку. – Рад тебя видеть, дружище! Вот, познакомься: поклонница твоего поэтического таланта – Светлана Алексеевна Сморкалова.

– Оч-чень приятно! – пророкотал Кариков.

Женщина церемонно кивнула будущему маршалу и лауреату и сказала даже как будто с некоторым испугом:

– Не ожидала, честное слово!

– Чего не ожидали? – оторопел Очкарик.

– Не ожидала, что в жизни вы такой… громадный! – объяснила Света. – На фотографиях вы выглядите… гораздо более…

– Маленьким? – съехидничал Батоныч.

– Нет, нормальным! – добавил я со смешком. – Я видел те фотки – он там на человека похож!

– Простите… Борис Ринатович, – смутилась Светлана, – неправильно выразилась. Просто я… не ожидала вас здесь встретить…

– И вы меня простите, Светлана Алексеевна, но… я вас не припоминаю! – почесав лоб над бровью, сказал Очкарик.

– Немудрено, Боря, она с тобой заочно знакома, как поклонница твоего таланта! – продолжал прикалываться Бат.

– Вы вообще о чем? – Кариков недоуменно обвел нас взглядом.

– Дело в том, что Светлана Алексеевна не местная! – усмехнулся генерал. – В смысле – не из этого времени! Она с Виталием Дмитричем сегодня утром к нам… «провалилась» из будущего!

– А там, в будущем, ты известен как поэт-песенник, автор сотни произведений! – добавил я.

– Поэт? – Кариков смущенно зарделся. – Я как-то… не ожидал… Неужели в будущем стали известны мои стихи? Рад, очень рад! – Тут он смолк, рдея еще пуще.

– Кончай ножкой шаркать, песенник ты наш, – ворчливо сказал Бат. – Небось все тексты у Высоцкого содрал? Или еще и Окуджаву окучил?

– Кого? – удивление Очкарика было искренним. – Первый раз слышу…

– Не знаешь Владимира Высоцкого и Булата Окуджаву? – в свою очередь, удивился генерал и повернулся ко мне: – Прикинь, Виталь, святые имена забывать стали!

– Володь, а ведь он может быть прав! – после небольшой паузы ответил я. – Он ведь с нами в крайнюю экспедицию тоже из СВОЕГО мира стартовал! В котором история после нашего памятного вмешательства по-другому пошла! Вполне может быть, что не было там никакого Высоцкого. Может, не родился, а может, бог таланта не дал.

– Как это – не родился? – оторопел Батоныч. – Ты думай, что говоришь! Он, насколько мне помнится, из довоенного поколения![17]

– Не помню, Володь! Да и не интересовался я этим! И музыкой ТОГО мира я тоже не интересовался, не до того было! Мы в такой дикой спешке готовились…

Неожиданно Светлана мелодично продекламировала:

– Хм… вот это точно не Высоцкий! – удивленно сказал Бат.

– И не Окуджава! – добавил я. – Светлана, неужели это…

– Это мои стихи! – тихо произнес Кариков.

– Да ты реально крут, мой юный друг! – Батоныч хлопнул Бориса по плечу здоровой рукой. – А еще Виталий Дмитрич сообщил, что после войны, которую ты закончишь полковником, ты сделаешь головокружительную карьеру – дослужишься до звания главный маршал и получишь Нобелевку по физике!