– А, Кайрис. Присядь. Я почти закончила.
Кайрис делает пару шагов, но остается стоять. Ножки табуретов такие тонкие, что явно выдержат только вес сухонькой Крысятницы. Пока та копается в шелухе, Кайрис оглядывается, но вокруг нет ничего интересного: какой-то ссохшийся веник под потолком, посеревшее полотенце с красными угловатыми цветами, полупустой мешок в углу.
Вдруг мимо проносится что-то серое и, быстро вскарабкавшись по юбке Крысятницы, забирается на стол. Кайрис все же кривится. Крыса облизывает лапки и проводит ими за ушами. Ее грязно-розовый хвост, дрогнув, замирает, как и все тельце – только глаза блестят. Старуха довольно улыбается. Кайрис отворачивается – меньше всего ей хочется любоваться причиной клички безумной старухи. Хотя таковой она совсем не выглядит – слишком ясные глаза.
Закончив, старуха медленно поднимается с табурета, и кажется, будто она скрипит, как старое дерево на ветру. Крыса прыгает ей на плечо и устраивается там, свешивая хвост. Кайрис ждет, пока Крысятница сходит за деньгами, притоптывая ногой от нетерпения, но старуха, как назло, тщательно отсчитывает каждую монету.
– Видала Танцующего с Мечами? – вдруг спрашивает она, склоняясь над столом.
Кайрис вздыхает, готовая собственными руками вырвать монеты и убежать, но только кивает, стараясь дышать сквозь зубы. О, Зилай, как же тут воняет! Воздух стоит тяжелый и душный, а жара только усиливает наполняющие его ароматы.
– Мы начали забывать, что такое настоящие танцы с мечами… Вот раньше-то его только наемники танцевали.
– Наемники? – Кайрис переспрашивает машинально, разглядывая собственные ногти на руках.
Глаза Крысятницы подергивает мечтательная дымка, и она погружается в воспоминания, устремляя взгляд куда-то на потолок.
– Да. Только те, кто продает свои жизнь и меч, могут исполнить его правильно.
Кайрис слабо дергает плечом, дожидаясь, когда старуха наконец отдаст ей деньги, но та не спешит, продолжая буравить своими блестящими глазами, будто чего-то ждет. Понимая, что та не оставит ее в покое, Кайрис спрашивает:
– И почему же?
Выходит намного более заинтересованно, чем хотелось бы: разговор невольно начинает увлекать. Все-таки тот парень с мечами оставил слишком яркое впечатление, чтоб оставаться безразличной. Крысятница начинает рассказывать, медленно поглаживая зверька на своих плечах костяшками пальцев.
– Наемник всегда победит благородного, как усердно бы того не учили. Как волк загрызет пса. Сейчас уже все не то… совершенно не то…
Кайрис невольно фыркает.
– Что, не осталось наемников?
Крысятница, улыбнувшись, опускает голову.
– Наемники были и будут, как и войны. Но как танцевать разрешили всем – выступать стали все бродяги и странники. Неплохо, но совсем не так.
Кайрис чуть вытягивает шею и спрашивает слишком быстро, выдавая свою заинтересованность:
– И кто может стать наемником?
– Кто угодно. Только сначала нужно учиться…
Крысятница рассеянно смотрит на стол и сгребает монеты в горсть, чтобы протянуть их Кайрис. Та соображает не сразу. Заторможенно отдает мазь и, спрятав монеты в мешочек на поясе, отправляется обратно. Сердце бьется часто-часто, будто птичка в клетке, потому что Кайрис внезапно осеняет. Зачем ждать сна, чтобы вновь испытать радость боя, если есть путь намного проще? Она станет самой сильной, насладиться этим, а потом, однажды, сможет и отомстить. Ей нечего терять, потому что у нее ничего и нет, а смерть Кайрис давно не пугает. Если это плата – она готова платить.
В доме почти оглушающая тишина. Настолько, что, если уронить иголку, этот звук прогремит в голове колоколом.