Мужчина снисходительно посмеялся и, поправив очки на переносице, словно задумался о чем-то.

– Верно. Каждая бутылка Эля по отдельности – капля в море, но вот гражданин оборачивается назад и, видя в прошлом счастливого путешественника, а в нынешнем – жалкого старика с больной печенью, ловит себя на мысли: «Что со мной стало?» Изменения скоротечны, детали неуловимы. Именно поэтому так необходимо обращать внимание, в какую сторону изменяется температура в чаше, дабы при необходимости урегулировать ее для сохранения собственной жизни.

– Мистер Рихтер, – я наконец вспомнила фамилию и, кажется, после этого обращения его лицо слегка посветлело, – меня интересует вопрос: если проецировать идею с лягушкой на реальную жизнь человека, что будет, если он, так скажем, отбросит эту чашу в сторону?

– Что ты имеешь ввиду, Геката?

– Лягушка ведь выпрыгнула из воды, когда почувствовала внезапную опасность, верно? А если она решит туда не возвращаться? Если человек захочет жить вне своей зоны комфорта? Что с ним будет? С ним и с лягушкой?

– Геката, успокойся! – Лу закатила глаза и сделала ручкой. – Мой мозг сейчас взорвется, ей-богу.

– Нет-нет, мисс Ли задала весьма интригующий вопрос.

Он сел за стол и взглянул на часы, что означало скорое окончание занятия. Казалось, мистер Рихтер работал в нашей школе с момента ее появления, настолько его образ укоренился и стал неотделим от нее. Но даже несмотря на звание «вековечного учителя», фамилия мужчины постоянно вылетала из моей головы. Насколько я знала, она имела немецкие дворянские корни и вытекала из глубокого пятнадцатого века.

Продолжая сверлить преподавателя взглядом, я как бы демонстрировала ожидание ответа на свой вопрос.

Мне он нужен. Мне нужна истина.

Внезапно я что-то заметила. Какую-то мелкую деталь на подбородке учителя.

Однако, вглядевшись получше, поняла, что это был волос. Одинокий волосок, беззаботно развивающийся от ветерка, плавно входящего сквозь настежь открытое окно.

Перфекционист внутри меня взревел. Он так и норовил встать, отбросив все преграды на пути, вцепиться в злосчастный волос и вырвать его, а затем – сжечь в костре.

– Полагаю, – голос преподавателя вновь вывел меня из забытья, – в этом случае человек станет свободным. Ровным счетом как и лягушка.

Взглянув мне в лицо, он искренне улыбнулся.

Зеленая пелена глаз и морщинки, выстроившиеся аккуратной полочкой вокруг них, пытались заразить меня. Заразить беспечностью, улыбкой и смехом.

Я не ответила на улыбку и отвела взгляд.

«Дворянин чертов», – подумалось мне.

– …А потом он сказал мне, что это я виновата в провале его теста. Мол, требую слишком много внимания, но у меня вообще-то тоже учеба, и я успеваю совмещать абсолютно все! Короче, Майкл – полный идиот, который всегда думает, что прав. Я опять его бросила, сил моих нет. Правильно сделала, а? Геката?

– Повтори еще раз. Я тебя не услышала.

– Какого черта?

Мы сидели в баре, попивая ликер. Это была своеобразная традиция, отдушина после ненавистных занятий.

Бармен время от времени поглядывал на меня с Лу, и мой слегка одурманенный мозг постоянно пытался внушить, будто он – посланник Карлы, и именно с помощью него она отслеживает мои действия, а потом докладывает родителями.

При мысли о подобном я невольно сглотнула. Карла – проницательная женщина, и долго ее дурить не получится. Отговорка: «Мы с Лу решили позаниматься вместе» скоро станет неактуальной.

Я это чувствовала.

И головой понимала, что подобные похождения в бар следует прекратить. Или, по крайней мере, ограничить.

Более того, мы еще школьницы, а значит, ликер для нас в принципе запрещен законом.