– Красиво как… – не удержал он восторга. – Словно из облаков город.

– Ладно, давай передохнем, да вчерашних блинов отведаем, а то засохнут совсем. А идти уже самую малость. Не устал?

– Да что мне двадцать верст пехом, если я бегом по шесть одолеваю?

– Не храбрись зазря, но и нос не вешай. Научился побеждать, надо уметь и проигрывать. Может так статься, что одна верста тяжелее сотни будет. Не только тело надо закалять, но и дух. Тогда уж никакие трудности тебя не сломят.

Солнце застряло в зените, заливая светом и теплом поляну, поросшую травами и ранними цветами. Дух от них шел сонный, одуряющий. Впереди уже леса не было, с Покат-Горы прямо в Херсонес дорога.

Старик уселся прямо в траву, развернул блины, поделил поровну и отдал половину Микулке. Потом развязал кошель, отсчитал десяток монет и тоже отдал пареньку.

– На вот, держи. Я делами займусь, а ты не стесняйся, погляди как ромеи живут. У них соблазнов много, так что деньги трать, я их с собой в могилу не заберу.

Микулка завязал монеты в пояс и принялся за блины, поскольку аппетит уже здорово разыгрался. Вдруг сзади хрустнула ветка и на поляну вышла девушка лет шестнадцати, в белом полотняном сарафане, волосы в русую косу сплетены. Микулка сразу заметил, как напрягся дед, да и сам встревожился.

– Сиди смирно! – шепнул Зарян.

Девушка без спешки прошла шагов пять и взглянула на путников.

– Исполать! – поклонилась она. – Можно вашего угощеньица отведать?

– Отчего ж нельзя? – любезно ответил старик подбирая под себя шалапугу. – Завсегда можно! А ну, дай отрочице блинцов.

– Это Вы мне, дед Зарян?

– Ну уж не дереву стаеросовому! Кидай блин и сиди смирно.

Микулка дрожащими руками свернул блин комом и, ничего не понимая, бросил улыбавшейся девушке. Она рванулась на пару шагов вперед и прямо на лету поймала угощение зубами, издав зловещий утробный рык.

Микулку затрусило крупной дрожью, даже зубы застукали, а лицо девушки так и играло улыбкой.

– Вкусненький блиночек! – похвалила она, медленно приближаясь. – Еще бы отведать!

У паренька и ноги и руки отнялись со страху, а рубаха в миг пристала к спине липким холодным потом. Эдакой жути он еще среди бела дня не видывал.

– Сгинь, нежить проклятая! – старик поднялся на ноги, опираясь на шалапугу.

Не смотря на преклонные годы и низкий рост, выглядел он достаточно грозно.

– Не больно вы вежливы, добрые путнички… – сладким голоском пропела девушка, потихоньку подшагивая все ближе и сверкая крепкими, удиветельно ровными зубами. – Может дадите мне к блиночкам и мясца отведать? Тепленького…

Микулка приметил, что за спиной полуденницы дрогнули ветви и из леса возникли еще пять фигур. Среди них были и хлопцы, хотя сам он слышал, что полуденницы, это не похороненные по божески девки. Врут, значит. Хлопцы тоже улыбались, но улыбки были не сахарные, как у девиц, скорее нагловатые.

Первой бросилась на деда девка. Зарян ловко увернулся, крутнувшись волчком, и перетянул полуденницу увесистой шалапугой. Хребет сочно хрустнул, не выдержав крепкого удара, и девушка с жутким воем повалилась в густую траву. Подскочивший полевик-полуденник сам наткнулся на конец посоха, пробившего его грудь навылет, сухо крякнул и рухнул как спиленное дерево. Дед умело выдернул палку и влет раскроил череп следующему хлопцу. И тут на него враз насели оставшиеся трое. Микулка рванулся с места, как только сообразил, что происходит, да только половина врагов уже цветы собой смяла.

Девки выли и визжали, руки с длинными ногтями к лицу дедову тянули, а хлопец все норовил ухватить старика за ноги, за что уже пару раз отведал по рукам шалапугой.