– Я же вчера все рассказал Вашему коллеге, – произнес он голосом, готовым сорваться на слезы. – Зачем вы меня мучаете?

– Извините, такая работа, – сказал Егор, на ходу открывая папку с протоколом.

Полянский повернулся, покосился на записи и, вздохнув, почти слово в слово повторил вчерашние показания.

– Ясно, – произнес Фомин. – А какие у Вас отношения с родителями жены?

Полянский, не повернувшись, быстро ответил:

– Вообще никаких. Они умерли несколько лет назад. Спились. Там, короче, почти все пьют в этой глубинке.

– Глубинка – это где? – поинтересовался Егор, следуя за ним.

– Под Самарой. Поселок Волжский… или Заволжский. Простите, не помню. Мне это незачем.

– То есть вы с ними знакомы не были?

– Нет, не был, – сказал Полянский, входя в гостиную.

Оглядевшись, он застыл с подносом в руках, не обнаружив присутствия второго гостя. С обиженным выражением лица Полянский поставил поднос на стол и принялся перекладывать сначала салфетки, а следом аккуратно переставлять кофейные пары.

– Мой коллега пошел на поиски туалета, – пояснил Фомин.

– Могли бы просто спросить, кто еще в доме, – проворчал Полянский.

– Кто еще в доме? – дружелюбно улыбнулся Фомин.

– Няня. Наверху, в детской укладывает детей.

– Когда она вернулась в дом?

– Сегодня утром, на такси, – ответил Полянский.

– Вы ночью с ней созванивались?

Полянский секунду помедлил и ответил:

– Конечно. Она спросила, надо ли ей приехать? Я сказал, не надо, детям тут сейчас не место.

Он снова прошел в кухню и вернулся, держа в руках красивый кофейник с длинным носиком.

– Послушайте, – произнес он недовольным голосом, – полночи ваши коллеги находились здесь, все осмотрели. Вы, что, не можете свои следственные эксперименты проводить не в нашем доме и не при моих детях?

– Не эксперименты, а следственные мероприятия, – поправил его Фомин и добавил, – к сожалению, не можем. Нам не хотелось сегодня вызывать вас в отдел, учитывая ситуацию. Но понадобилось еще раз осмотреть место преступления. Для прояснения дополнительных обстоятельств.

На последнем слове Полянский округлил и без того крупные глаза:

– Каких обстоятельств?

– Дополнительных, – коротко ответил Фомин.

– Да, пожалуйста, я готов, если надо. Только я почти ничего не помню, – развел руками Полянский.

– Со вчерашнего дня забыли?

– Так бывает. От шока. Короче, когда сильно расстраиваюсь я потом плохо все помню.

Фомин смотрел на него и думал: играет или правда такой летящий?

– Кофе мы выпьем чуть позже, а сейчас будьте добры, покажите и расскажите, что заметили, когда вошли в дом.

– Так остынет же, – искренне удивился Полянский.

– Простите? – не понял Фомин.

– Так кофе… остынет же, – пояснил Александр.

– Не страшно, – сказал Егор. – Что заметили, входя в дом?

– Что дверь была открыта. Уходя, я запирал ее на ключ.

Егор сделал отметку в протоколе.

– Дальше.

– Дальше я прошел на кухню, надел фартук.

– Какие-то необычные звуки в доме, слышали?

– Было слышно, что играет музыка. Негромко.

– Как Вы поняли, что с женой случилась беда?

– Мне позвонила Марон. Марина Миронова, подруга Леры.

– Что она сказала? Постарайтесь дословно.

Полянский задумчиво прихватил двумя пальцами подбородок и ответил:

– Она спросила: «Шурик, это что – такой розыгрыш»? Я сначала не понял. Тогда она задала другой вопрос: «А где Лера?». Я ответил: «Наверное, в ванной, проводит розыгрыш». И тогда Марон замолчала.

Егор попросил Полянского открыть в смартфоне журнал звонков. Время входящего от абонента «Марон» совпадало с его показаниями.

– Правильно я Вас понимаю, что реакция Марины Мироновой была спокойной?

– Ну, как сказать. Минуту она молчала, потом сказала, чтобы я прошел в ванную. Тревожно так сказала.