Часы шли. Стало холоднее. Спокойнее. Больше животные не приходили – как будто до них дошли слухи, что здесь плохое место.

– Первый раз видишь кровь, да, констебль? – тихо спросил Ван Блик.

– Да нет, я просто траванулась.

Он не ответил.

– Думаю, инфекцию подцепила, – продолжала она. – Тут ходит. У Розали, нашего диспетчера, внук заболел.

Зачем она оправдывалась? Она не должна была врать. Могла этому радоваться, гордиться. Хотя утренняя тошнота, черт бы ее побрал, должна была уже прекратиться – все-таки пятый месяц. С другой стороны, а кого бы не стошнило при виде такого? Или это признак того, что ей не стать хорошим полицейским? Не суждено однажды выбиться в детективы по расследованию убийств?

Она подумала о Ван Блике.

– А ты…

– Я жил в Африке, – только и сказал он, и она не стала приставать с расспросами. Прислонилась к холодной скале, мучимая внутренними демонами. По ночам они всегда появлялись. Они изводили ее, убеждали в собственном ничтожестве. Они смеялись ей в лицо, говорили – ха-ха, маленькая полукровка, думаешь, значок, униформа и пистолет сделали тебя кем-то другим? Думаешь, люди не поймут, что ты дочь проститутки, не узнают, как тебя била твоя мамочка? Думаешь, ты чего-то стоишь, маленькая шлюха? Яблоко от яблони недалеко падает, Тана…

Она закашлялась, потом сказала:

– Хочешь, спи. Я посторожу.

– Не думаю, что кто-то из нас рискнет уснуть, – ответил он тихо.

Он был прав. И пусть животные так и не появились, чувство, что они наблюдают из темноты, не уходило. Волки. Медведи. Может быть, койоты. Лисы. Даже росомахи. Где-нибудь через час надо бы бросить еще ракетницу, посмотреть, нет ли здесь кого. Бросить предупреждение. У нее было несколько наготове. Еще шутихи, перцовый баллончик, сигнал-гудок. Ветер вздыхал и стонал в скалах, донося волчий вой. Откуда-то издалека тут же ответили. Связь дикого мира, предупреждение об убийстве в Долине Безголовых. Понемногу мир готовился встретить рассвет, воздушные потоки изменили направление, будто земля ворочалась, готовясь проснуться.

– Ты раньше охотилась, верно? – после долгого молчания спросил Ван Блик. – Видно, что ты из охотников.

Она окинула его взглядом.

– Из охотников?

В его глазах горели озорные искорки. Он шутил с ней.

– А, так ты имеешь в виду, из индейцев.

Он рассмеялся. Она не стала обращать на это внимание. У людей бывает странное чувство юмора.

– Я охотилась с отцом, – сказала она наконец, – с тех пор как мне исполнилось пять. Тогда он впервые забрал меня с собой.

– Забрал?

– Ну, я имею в виду… в дикую природу, на несколько месяцев. Не помню точно, на сколько. – В голове всплыл образ отца, большого, сильного.

– А мать? – спросил он.

– Она была из индейцев, да. Догриб.

Он ждал, пока она скажет что-то еще, но Тана молчала. В голове кружили нежеланные, неумолимые воспоминания о матери.

– Ну, – сказал он, помолчав еще какое-то время; он даже начинал ей нравиться за попытки ее отвлечь, – я так понимаю, тебе доводилось видеть жертвы животных. Тебе не кажется, что с этим убийством… что-то не так?

– Не так?

– Оно какое-то… странное. Нетипичное.

– Никогда не видела убитых ими людей. По-моему, это само по себе ненормально.

– Ты знаешь, почему это место назвали Долиной Безголовых?

– Уверена, ты мне об этом расскажешь.

– В двадцатых годах в нескольких милях отсюда нашли двух старателей. Сидели, прислонившись к утесу, вот как мы сейчас. Полностью одетые, обутые, сумки, молотки, оружие – все при них. Одна беда – голов нет. Просто нет, и все. Только два туловища в такой позе, будто заняты болтовней. А в сумках полно алмазов.