– Порождение моего брата! Мелкий выродок! – скрежетал его голос, пока Мирра в панике пятилась к колонне, словно мраморный столб мог защитить ее.

«Ну, досталось же тебе впечатлений! Бывает. Я-то думал, ты просто девчонка изнеженная. Стоп, я что, могу в голову каждого забраться?» – снова поразился Рехи. До этого ему казалось, что он видит мысли только Жреца Надежды, Стража Мира. Хотя это не имело значения. Теперь он явно «вселился» в Мирру, впитывал ее ужас, ее панику.

– Не смей трогать мою дочь! – воскликнул уже знакомый король.

«Ой, приятель, а ты не такой слабак, как я думал», – отметил Рехи, когда два брата вступили в беспощадный поединок. На настоящих мечах, между прочим. А уж как от них летели искры, как звенел металл, ударяясь о металл!

Рехи даже во сне позавидовал, потому что какой-то частью сознания он цеплялся за реальность, понимая, что в деревне оборотистых полуэльфов могли остаться такие превосходные клинки.

Между тем, короли сражались, отец заслонял собой дочь, оттесняя вероломного брата. В глазах его бились ужас после потери возлюбленной и неверие в случившееся. Он взмахнул мечом наискосок. И тогда враг взвыл, схватившись за лицо, которое перечертила глубокая борозда – от левой брови до правой половины рассеченных губ.

– Ты будешь вечно носить эту метку своих злодеяний! – непримиримо воскликнул король.

– Ваше величество! Мы оттеснили захватчиков! Гавань Белой Крепости свободна!

В зал ворвались стражники, принеся радостные вести, но тут же застыли, узрев мертвую королеву. Кровь из ее ран растекалась по узорному полу, наполняя ложбинки искусной мозаики.

– Держите его! – крикнул король, но побежденный брат уже кинулся к окну и прыгнул прямо с башни в бушующие волны. Очевидно, в тот день он не утонул, потому что Мирра печалилась теперь явно из-за нового похода злобного родственничка. Неутомимый же ей достался дядюшка.

«Это я что? Вспоминаю воспоминания воспоминаний? Бр-р-р, я запутался», – сдался под конец Рехи. Хотя картина вырисовывалась вполне ясная и незамысловатая.

Помнится, старики рассказывали, что раньше родственники королей постоянно что-то делили. Одни раздавали кусочки королевств сыновьям по старшинству, другие пытались снова их собрать, восставая против собственных братьев и сестер. Хотя для Рехи все это звучало нелепицей: в его-то мире семья-клан оставались единственным способом различения «своих» и «чужих».

Впрочем, о политике до Падения поразмышлять не дали. Он перенесся в сознание уже известного ему жреца, который смотрел на принцессу со стороны, медленно подходя к ней по опрятной аллейке цветущего сада, посыпанной белым песком.

– Ты здесь, Мирра… отчего ты печальна? – заботливо начал юноша.

– Разве возможно иначе, когда мы на пороге войны?

В голосе принцессы звучали слезы. Кажется, образы прошлого постоянно мучили ее, а теперь обострились в преддверии новой угрозы, обнажая старые раны души.

– Братоубийственные войны ведутся по всему миру. С этим ничего не поделаешь, – вздохнул жрец.

– Я боюсь за отца, за тебя, за всех нас.

«Правильно боишься, ничего хорошего вас не ждет», – желчно прокомментировал «зритель».

Но, наверное, впервые Рехи, глядя на этих людей, хотел бы изменить прошлое. Или он просто все глубже проникал в сознание Стража Мира? Тот оказался обычным парнем, ровесником Рехи и ничем особенным не выделялся. Разве только смешил нелепый фиолетовый балахон, в котором было бы жутко неудобно воевать. Да и просто ходить! Жрец и его возлюбленная Мирра в своих многослойных тряпках выглядели совершенно беспомощными созданиями.

Они долго смотрели друг на друга, тихонько вздыхая и смущенно опуская глаза. Потом жрец все-таки посмел сесть на самый край скамейки рядом с принцессой. Рехи откровенно веселила такая непривычная робость.