Они раскатились в разные стороны после первой стычки, Рехи метнулся за башню, а там куда-то в завалы. В обители призраков хватало мест для пряток. Еще не покидала надежда придумать какой-нибудь план, но тот все не складывался, не хватало красноречия. Оправдываться? Лгать? Правда-то была проста: бросил на милость ящерам, пару раз вздохнул и ушел куда подальше. А Лойэ выжила, выбралась самостоятельно и выслеживала свою «добычу».

Рехи даже не чуял ее, а эльфы обычно различали друг друга издалека по неуловимому для человека запаху. Каждый носил отпечаток своего, уникального. Аромат тела Лойэ всегда нравился Рехи больше остальных, порой пьянил не меньше свежей крови, если поглубже вдохнуть, зарыться носом в ее макушку, перебирая волосы. Впрочем, таких сладких моментов не предвиделось.

«Вот прирежет она меня, и что дальше? Что она-то будет делать? – с долей злорадства подумал Рехи. – Ну и пусть одна тут бродит! Мне-то уже все равно будет».

Под ногой некстати скрипнула старая кость, распавшаяся прахом. Тут же донесся знакомый аромат, слишком невовремя напомнивший о приятных мгновениях. Но теперь в нем отчетливо проступал особый привкус гнева и жажды убийства, именно по нему эльфы определяли, что ящеры или люди готовятся к атаке.

– Выходи! Трус! Ты всегда был трусом! Ты даже полюбить не мог из-за трусости! – орала неугомонная Лойэ, осыпая проклятьями на разные лады, да так изобретательно и мерзко, что у нее бы могли поучиться иные матерые воины.

Рехи всегда знал, что разгневанная подружка хуже врага. Он-то все еще надеялся, что запах ярости вскоре сменится слезами или хотя бы отчаяньем. Или как там бывает у женщин? Обычно они начинают реветь, Рехи сам несколько раз видел семейные ссоры с поединками, а потом все стихало. С Лойэ так не получалось, поэтому она заставляла перебегать от одной свалки камней к другой.

«Надо перерезать ей глотку! Чтобы не выступала! И пошла она к ящерам! Солнце вам на голову, будто я не знал, что спутник из нее никудышный», – молча ворчал Рехи, готовя клык, но не атаковал первым, все еще ожидая каких-то перемен. Лойэ же только больше распалялась.

Пока Рехи прятался, она перелетала черной тенью с одного возвышения на другое. Ее не волновало, насколько прочны конструкции. Пару раз она устроила настоящие обвалы, но сама осталась невредима, точно отрастила пару крыльев, как у проводника Митрия. Рехи завидовал ее легкости. Как он успел рассмотреть в пылу разгоравшейся борьбы, Лойэ тоже досталось: поджившие ссадины на лице и руках не лгали, но, очевидно, проклятые рептилии не травмировали ей ноги.

«Может, кто-то еще выбрался? Кроме нее…» – мелькнула обнадеживающая мысль. Вдвоем или втроем удалось бы усмирить Лойэ и, может, построить новую деревню хотя бы прямо на обломках этого города. Сделали бы центром башню с онемевшим колоколом. Занятное же сооружение, с него и пустошь просматривалась, а мертвецы потеснились бы. Если бы Лойэ встретила его иначе, то, возможно, не пришлось бы больше тащиться к мифическим развалинам с мутной целью. Но Лойэ была в гневе.

– Мы остались одни! Только двое! Никто больше не выжил. Никто! – яростно выплевывала она. – И ты даже не попытался никого спасти!

С ней действительно никого не оказалось, все фантазии отсекло заявление, что больше никто не выбрался. Вокруг только восставал сонм мертвецов. И это чуть не стоило Рехи жизни: нога снова раздавила чью-то кость, осколки черепа, и тут же на звук сверху прыгнула беспощадная тень, метя клинком прямо в сердце.

Рехи, уклоняясь от наточенного лезвия, отшатнулся к остаткам стены, зацепился за край и перемахнул на другую сторону. Но приземлиться не удалось: Лойэ схватила сзади за щиколотки. Рехи повалился вниз, пропахав камень и без того разбитым носом. Пыль засыпала глаза, а на спину сиганула полоумная девица.