Я не останавливаюсь на достигнутом, потому что, оглядываясь назад, понимаю, что всё-таки проделала огромный путь. Я часто вспоминаю все свои первые работы – особенно когда была младшим редактором на радио. Редактировать мне тогда ничего не давали, зато давали отвозить конверт с гонораром нашему автору гороскопов – загадочной Алле Б. (она так и подписывалась). Гороскопы, очевидно, не были прибыльным занятием, потому как жил автор в далёких-далёких Мытищах. Две пересадки на метро, потом ещё двадцать пять минут на трамвае: тогда у меня ещё была совесть и я не тратила ползарплаты на такси. В свою первую к ней поездку я отправилась с ожиданием увидеть погрязшее, затянутое паутиной жилище, карты, покрытый зелёным сукном круглый стол, ворона в клетке, артритные худые пальцы, все в перстнях с изумрудами. Ну, на худой конец стеклянный шар и страшного чёрного кота в тон платью. В реальности же Алла Б. оказалась простой тёткой пятидесяти лет, с чистенькой светленькой кухней «Кноксхульт» и басистым голосом. Ковыряя мизинцем в недрах вставных зубов, Алла Б. предложила мне чаю, за которым выспрашивала меня, сильно ли подморозило на улице и насколько страшно будет ехать на летней резине, ведь на зимнюю пока денег нет, а она, зараза, стала такой дорогой. Порядком задолбавшись путешествовать в Мытищи, я спросила свою начальницу Машу (нервозную самодуршу, без конца обновляющую колор губной помады), отчего мы не можем переводить гонорар по-человечески, на карточку. Маша тогда нахмурилась идеально причёсанными бровями и серьёзно ответила: «У нашего медиума нет самозанятости…»

– Лена, котик, у нас там мороженое на съёмку приехало, поменеджеришь, ладно?

– Как нехуй-нахуй!

Весёлый матерок, который так обожает Тэ Бэ, пресекает воспоминания. Я отвечаю так грубо, потому что знаю, что Тэ Бэ это любит: думает, мол, подчинённые видят в ней свою – типа мы друзья и всё такое. Ей нравится моя дерзость, и мне даже видится лихое подмигивание с её стороны.

Я резко встаю и бегу в фотостудию. Вытаскивая хрустящее эскимо из сумки-холодильника на стол, я размышляю о том, что моя одержимость Татьяночкой Борисовной куда более возвышенная, правильная и осознанная – не такая, как у остальных. Примерно те же чувства я испытываю, когда кто-то в интернете говорит, что любит Толстого, ходить в консерваторию и фильмы Луи Маля. Мне кажется, они все – не достойны объектов своего увлечения, они не понимают их сути, не могут посмотреть глубоко.

Мне хочется говорить с Тэ Бэ на равных. Обсуждать за кофе мужчин, секс, литературу, сплетни про наших коллег, секреты агентства, чужие зарплаты. Делиться планами на выходные. Показать ей, какая я – вся из себя интеллектуальная и какой у меня хороший вкус. Показать, что мы ходим тусоваться в одни и те же клубы, просто почему-то до сих пор не пересеклись. Чтобы она добавила меня в зелёную категорию close friends в инстаграме. Чтобы она поняла наконец: я – не рядовая замарашка. Чтобы она оценила меня по существу. Я даже купила похожую подвеску, которая в спокойные дни просто зажата между двух её слегка на выкате грудей (помог хирург?), а в моменты переживаний она отправляет её себе в рот и сидит, словно с соской.

Единственная случившаяся между нами близость имела место пару месяцев назад. Таня забыла в офисе важную папку с документами и попросила меня её привезти. В машине, по дороге туда, я чувствовала себя Андреей из фильма «Дьявол носит Prada» и чуть не умерла от тахикардии, когда представляла, как перешагну порог её дома. За порог меня не пустили – домработница забрала папку и быстро захлопнула дверь. Уже на выходе из её элитного ЖК, когда за моей спиной мягко опустился шлагбаум, в сотый раз за день поделив мир на бедный и богатый, я позволила себе хорошенько разрыдаться.