Иван вынужденно подчинился. Вошёл и остолбенел: в ярко освещенной комнате накрыт стол. На столе бутылки с коричневой жидкостью, отливающей на свету, два прибора с белыми салфетками…. Рядом со столом стоит в почтительной позе солдат, повязанный чистым фартуком. Предупредительно отодвинул стул, приглашая офицера сесть. Обер-лейтенант Адалинда села и показала Ивану на стул напротив:

– Садись, Иван!

Солдат предупредительно отодвинул ему стул; наполнил рюмки.

– Догадываешься, зачем устроила такой роскош-ный стол?

– Понятия не имею, может, соскучилась?

– Да, соскучилась, но это не так уж и важно. Для свидания стол можно и не накрывать, достаточно постели. Причина у меня другая: наши войска подошли вплотную к Москве. В бинокль видят Кремль. Спецгруппу в ближайшее время передислоцируют ближе к Москве, в Волоколамск, на постоянное место пребывания. Наш представитель в конце недели отбывает в командировку для поиска отдельного здания. Мы расширяемся, нам прибавляют обязанностей, число сотрудников увеличивается…

Начинаем привлекать к сотрудничеству гражданских лиц, лояльных к нам. Параллельно занимаемся реализацией плана по открытию фабрики пошива обуви. Пробная партия материала придёт к Новому году. Вызовем тебя, и ты приступишь к организации производства. Видишь, какие у нас грандиозные планы? За их осуществление и выпьем.

Фабрику по изготовлению модной обуви для германских женщин я уже внесла в реестр первоочередных народнохозяйственных производств, открываемых на оккупированной территории. Ты возглавишь техническое производство, я стану твоим патроном. За мной не пропадёшь, прозит!

Что такое прозит, Иван не знает, но, раз рюмка в руке фрау поднята, – это сигнал к опрокидыванию жидкости в рот, что он и сделал.

Обер-лейтенант отпустила солдата. Иван оглянулся: фрау на него не смотрит, занимается дверью, навешивая крючок после ухода солдата. Налил полную рюмку коньяка, хлобыстнул. Чуть посмелел. Взял бутерброд и, немного пожевав, быстро проглотил, – вкусно! Потянулся за куском хлеба с сыром. За этим занятием и застукала его фрау офицерша.

– Сегодня ты останешься у меня на всю ночь: хочу, чтобы у меня осталась память о любви в настоящей русской деревне.

– Мы оставим тебе память, – что умеем, то умеем! – раздухарился Иван от выпитого коньяка. Языком болтает, но в голове мысль трезвая сидит крепко: «Носит пистолет на поясе, как бы не переборщить со словами. Всадит пулю между глаз, скажет, что выстрелила случайно или защищалась».

Обошлось. Начал робко, памятуя о пистолете, но со второго захода забыл, что лежит с офицершей, завёлся: будь что будет, потом будет потом!

Вернулся домой и завалился спать. Проснулся, почувствовав, что на него кто-то смотрит.

– Ночь была бурная? – поинтересовалась Даша и тяжело вздохнула.

Иван отвернул одеяло:

– Полежи!

– Только недолго, мужики часов в шесть придут.

– Нам хватит.

Когда, тяжело дыша, оба откинулись на подушки, Даша спросила:

– Чего долго меня не замечал?

– Мужа твоего боялся!

– Выходит, Глаша врала? Хвалилась, что ты смелый мужик. Говорила: «То не было ни одного, а тут сразу двое, да оба старательные». Счастли-ва-а-а-я!

– Уже разболтала?

– Только мне как подруге, а я глуха и нема. Тебя не подведу. Ой, заболталась, побегу побрызгаю водичкой. Не дай Бог, унюхает чёрт ревнивый! Мой муж ведёт себя так, словно я – его собственность, но… он мне нравится, получается, он что-то значит для меня, рассчитываю на долгие отношения. Хотя кто мужиков знает: сегодня ласков, а завтра найдёт моложе, станет нос воротить…. Поэтому я держу его во! – показала кулачок.