– Как же я смогу вырастить его в одиночку?
Мне было так жаль нашего малыша.
Подняв глаза, я увидела Али. Он смеялся и появлялся везде, куда бы я ни посмотрела: возле меня, у окна, у изножия кровати, за окном под снегопадом… В один момент мне показалось, что он повсюду, словно снежинки, он появлялся то тут, то там.
За окном продолжал идти снег, заполнявший всё вокруг, как вдруг приятный запах, похожий на аромат лимонных деревьев, наполнил мою палату. Это был запах весны… запах Али. Не сдержавшись, я сказала:
– Али, ты должен беречь нас. Я не справлюсь одна.
Мне показалось, что Али засмеялся и, как обычно, качая головой, нежно сказал:
– Хорошо, мой цветочек.
С этими мыслями я смогла глубоко вздохнуть и ощутила внутри растущее чувство радости и облегчения.
…Время было полдвенадцатого, я не могла поверить, что столько спала. Мамы всё ещё не было в палате, а белые лилии уже стояли в графине на холодильнике. Снег прекратился, но небо было мрачным. Фиолетовые занавески, украшенные жёлтыми и оранжевыми цветочками, с обеих сторон окна были аккуратно собраны. Сама палата была очень чистой и приятно пахнущей. Я поднялась, села на кровати и почувствовала, что мне уже намного лучше, больше нигде не болело. Посмотрев на окно и занавески, я снова погрузилась в мысли. Какими же эти занавески казались знакомыми. Тут я вспомнила, что мы покупали похожие нам домой в Дезфуле.
Спустившись с кровати, я подошла к окну, чтобы потрогать эти занавески и вдохнуть их запах. Для меня они запахли Дезфулем…
Я отошла от окна, прошлась вдоль палаты и остановилась у порога. Коридор больницы был очень чистым и безлюдным. Около комнаты медсестёр я увидела маму. Она разговаривала по телефону и, увидев меня, улыбнулась и помахала рукой. Вскоре, положив трубку, она пошла в мою сторону и, приблизившись, спросила:
– Ты проснулась, милая?
– Я так много спала, – улыбнувшись ей, ответила я.
– С утра отвечаю на телефонные звонки. – сказала она, взяв меня за руку. – Говорила всем, что ты спишь, чтобы не соединяли с твоей палатой.
– А в чём дело? – спросила я настороженно. – Что-то случилось?
Мама отвела меня к уборной и сказала:
– Умойся. Тебе станет лучше.
Она открыла дверь уборной, где внутри всё сверкало белизной от чистоты.
– Звонят все: родственники, друзья, знакомые и даже незнакомые, – продолжала мама. – Все справляются о твоём состоянии: твои дяди, их жёны…
Посмотрев в зеркало на своё лицо и круги под глазами, я заметила, какой стала бледной и измождённой.
Умывшись, я вдруг подумала, что уже давно не узнавала о последних новостях нашей семьи, поэтому, выйдя из уборной, спросила у мамы:
– А с кем ты сейчас разговаривала?
– С Вахидом, твоим двоюродным братом.
Услышав его имя, я подумала: «Ах, это был он… Бедный Вахид…»
Вернувшись к себе в палату, я села на кровать и погрузилась в воспоминания, как однажды Али привёз Вахида в Дезфуль.
– Ложись, дорогая, – снова взяв меня за руку, сказала мама.
– А сколько мне ещё нужно здесь находиться? Почему ко мне не приносят ребёнка?
– До утра.
– С ним всё в порядке? Может, что-то не так? Прошу, скажи мне правду.
– Опять ты капризничаешь? – накрыв меня одеялом, проворчала она. – Клянусь, я говорю тебе правду. Или тебе хочется, чтобы тебе врали?
Я закрыла глаза и почувствовала, как мама вытерла мне лицо полотенцем, поправила платок и опустила рукава больничной рубашки. Я обняла её и, как обычно, поцеловала в шею.
– Как же ты вкусно пахнешь.
– После обеда тебя придут навестить, – ответила она, поправляя мне простыню и одеяло.
Как же тяжело… Я никогда и мысли не допускала, что буду лежать на этой больничной кровати, зная, что Али никогда не придёт, ведь я всегда мечтала о том, что эти дни будут счастливыми и мой муж будет со мной рядом. Кто мог подумать, что в день рождения нашего ребёнка все будут в трауре и слезах? Можно ли представить дни более тяжёлые, чем эти?