Судя по довольному кряку, первую проверку Юрген выдержал.

– Как добрались? – продолжил Вильгельм, демонстрируя исконно сельское гостеприимство и болтливость. – Оголодали, небось, с дороги? У нас сегодня на обед говяжьи биточки с квашеной капустой. Хочу вам сказать, как квасит капусту моя Ильма, никто не сравнится!..

После трехчасовой тряски по заснеженному тракту желудок Юргена обосновался где-то под горлом, а потому стажер с сожалением отказался.

– Я бы сначала предпочел разобраться с делами. Осмотреть место преступления и все прочее, что полагается.

– Дела ваши никуда уже не убегут, – поскучнел керр Дорф, враз охладев к собеседнику. – Но как знаете.

Вильгельм небрежно махнул рукой, приглашая идти следом. Юрген подозвал Беса и поспешил за егерем, с интересом вертя головой по сторонам. Всю сознательную жизнь стажер провел в крупных городах и деревню до этого видел только из окна дилижанса.

Коммуна Таубер насчитывала почти четыреста лет истории, три тысячи человек и более семисот голов крупного рогатого скота. Главной хозяйственной деятельностью жителей считалось производство сливочного масла и сыров, поставлявшихся даже в соседние административные округа.

Сама деревня возникла в ту пору, когда архитектура находилась под влиянием поландской моды, и на холмах, точно грибы после дождя, выросли сотни окруженных палисадниками домов с белеными каменными стенами и коричнево-рыжими шапками крыш. В центре традиционно располагались школа, лавка, почта и здание сельского совета, чей зал собраний по субботам служил танцевальным клубом, а по воскресеньям становился сосредоточием высокой культуры, давая пристанище доморощенным литераторам и театралам.

Огороды были вынесены за черту поселения – узкая полоска возделанной земли с трудом втиснулась между коммуной и бескрайними заливными лугами, сейчас укрытыми снежной скатертью. Любоваться однообразными пасторальными пейзажами Юргену пришлось весь последний час, и, признаться, это не доставило ему никакого удовольствия.

С востока, со стороны предгорий, вплотную подступал угрюмый лес, граничащий с погостом. Когда провожатый свернул на перекрестке к крохотной часовенке, Юрген в первый миг решил, что они идут на кладбище. Но все оказалось проще: интересующий их дом располагался на окраине.

Керр Дорф поправил сползшее с плеча ружье. Перехватил взгляд спутника, пояснил:

– Надежная штука. Что бы ни говорили про манакамни, нет ничего лучше доброго пороха. – Вильгельм относился к той породе людей, которые не могут ни дуться, ни молчать дольше десяти минут, а потому, позабыв надуманную обиду, охотно пустился в объяснения. – Волки шалят. Особенно по зиме. С голодухи, бывает, прямо к крыльцу выходят.

Керр Дорф остановился и жестом попросил спутника сделать то же самое. Юрген прислушался, но кроме свиста ветра, лая собаки на соседней улице да глухого отдаленного мычания не различил ничего странного.

– Так-то края у нас тихие, – продолжил егерь, шагая дальше. – Лихого люда нет, да и местные разве по пьяной лавочке морду друг другу набьют – но то святое дело! Потому многие до сих пор не верят, что такая жуть в семействе Ловафа приключилась.

Юрген решил воспользоваться оказией, коль уж керр Дорф первым завел разговор.

– Нам сообщили, убийца – Зельда Кракеншвестер. Одаренная.

– Ага. Зеля. Хорошая девочка была, тихая, приветливая. Пусть и не по церковным канонам желать самоубийце такого, а царствие ей небесное. Приехала в нашу глухомань года четыре назад по распределению после интерната. Медичка она была, знахарка по-простому. Поначалу керр Марен – это наш врач, три поколения уже лечит и про каждого все-все помнит, какие у кого болячки и недуги, – скептически к ней относился, но быстро ее признал. И то сказать, глупо фыркать – иначе снова бы пришлось уважаемому дохтуру самому ноги мозолить, – подмигнул керр Дорф. – Отдал ей всю восточную часть. Девчонка и впрямь толковая была.