На первом этаже располагалась первая рота охраны. Я ожидал увидеть военных, снующих по коридору, но вместо этого нас встретил дежурный по роте сержант Чухревич с лицом монголоида и дневальный, громко скомандовавший «Смирно!», когда порог едва успел перешагнуть комбат. Дежурный по роте отчитался Рысюку, что служба проходит без происшествий. Майор отдал команду «Вольно» и весь этот маскарад с серьёзными выражениями лиц вызвал у меня пренебрежительную ухмылку.

Комбат моментально удалился в свой кабинет, а нас всех выстроили вдоль взлётки, выложенной синим кафелем. Я увидел эти деревянные кровати молочно-кофейного цвета с заправленными тёмно-синими покрывалами. Расположение роты напоминало советский лагерь для детей. Всё стояло ровненько, строго по линиям и тумбочки, размещавшиеся около каждой кровати, предавали казарме толику домашнего уюта.

– Ну, чё, прибыли, мажоры минские?! – засунув руки в карманы, язвительно сказал нам старшина Девьянец.

– Почему сразу мажоры? – возмутился Дорицкий, стоявший рядом со мной.

– Ты охуел, бля?! – зловеще негодуя, рыкнул на него старшина. – Вопросы тут я задавать буду, очевидно!

Дорицкий враз побагровел, не ожидая такого гостеприимного обращения к своей персоне. Не сказать, что первое проявление прессинга испугало меня или же я испытал трепещущее чувство обиды за своего товарища. Всё, что будет происходить в этих стенах до и после, всегда вызывало во мне, скорее, улыбку, нежели какие-либо другие рефлексии.

– А ты чё лыбишся?! – Обратил на меня свой грозный лик прапорщик Девьянец.

Долго в казарме нас не продержали, показали наши койки, где в тумбочках мы оставили свои вещи, – отныне я числился в первом взводе второго отделения, и повели на «материальный склад», выдавать нам обмундирование.

По дороге на склад мы снова проходили неподалёку от горстки солдат, которые, как мне показалось, делали вид, что сажают в твёрдую и уже промёрзлую землю вялые обрубки кустов. Солдаты принялись обругивать нас отборным матом и обещать лично отмудохать каждого, уверяя нас в том, что мы «кони потыканные». Нас сопровождал сержант Чухревич и один из ефрейторов, высокий и белобрысый вожак всей солдатской когорты, поинтересовался у него, чьи мы.

– Охрана, – безразлично ответил сержант.

– Пизда вам, печальные, – выругался ефрейтор.

Я проводил его гневным взглядом.

– Хули пасёшь, «слоняра»?! – Сказал мне солдат в замусоленном бушлате. – Я тебя запомнил, конь минский!

Я сплюнул и вместе со всеми продолжил свой путь по мукам.

На складе нас встретил радужный капитан Кабуцкий, заместитель начальника штаба по тылу. Нас построили в шеренгу и по очереди стали бросать в руки форму. Бушлаты, штаны, гимнастёрки, две пары белуг, портянки и берца.

– Бля, шевелись там! – покрикивал капитан.

Мы примеряли форму и берцы. Кто-то путался в одежде, не мог зашнуровать ботинки, и вся эта примерочная компания сопровождалась грубостью, которая мне, недавно бывши гражданским человеком, казалось недопустимой и приводила в оцепенение.

– Я вам сейчас мозги отбивать буду, – причитал Кабуцкий, хотя тогда я ещё не знал, что он не тронул бы нас и пальцем, однако такая армейская психологическая угроза, заставляла наши задницы пошевеливаться.

Кое-как нас экипировали и повели обратно в казарму. К сержанту Чухревичу присоединились высокий и белёсый младший сержант Дропак и низкорослый сержант Андрейчик с лицом крестьянского чухана. Они усадили нас на табуреты вдоль взлётки и принялись растолковывать, как нужно подшивать подворотнички. Я исколол себе все пальцы, пока мало-мальски пришил к своему воротнику эту белую тряпку.