Я взял бидончик и ушел.

Мама ждала меня у входа в землянку.

– Я думала, вы придете вдвоем. Еву, наверное, не отпустили, – посетовала мама.

– Ну, она же на работе, мама, – сказал я.

– Да, конечно, я понимаю, – согласилась она.

Мы прошли в землянку. Согреть обед было не на чем, и маме пришлось есть его холодным.

– Ты там пообедал? – спросила мама.

– Да, ты ешь, ешь, – сказал я.

Вечером пришла Ева, присела рядом на полатях.

– А ты, я смотрю, за год подрос, выглядишь настоящим солдатом, – глядя на меня, с улыбкой сказала она. – Как ты добирался сюда от станции? Пешком, тебя никто не подвез?

– Меня подобрала легковушка. Судя по всему, в ней ехал какой-то большой начальник. Огромный детина, довольно упитанный, – сказал я.

– Это Сапрыкин, – догадалась Ева, – начальник ОРСа. Он тут царь и бог, всем заправляет – жильем, питанием…

Поздно вечером Ева предложила нам прогуляться.

Уличного освещения тогда в поселке не было, и по вечерам он погружался в сплошную темень.

Тогда-то Ева сообщила мне печальную весть о смерти папы. Рассказала, как она ездила в Чкалов по этому поводу, как беседовала с врачом, медсестрами…

Я не заплакал, как всего год тому назад в Чкалове, прощаясь с родителями. От печали сердце только больно сжалось, и в горле запершило.

Не заплакал не потому, что был готов услышать то, что услышал.

Нет, просто дети во время войны быстро взрослели и могли сдерживать слезы.

Когда мы с Евой вернулись, мама уже лежала, готовая ко сну. Мы тоже легли и вскоре все уснули. Но не надолго. Я проснулся оттого, что меня кто-то нещадно кусал. Неужели клопы, подумал я, и вспомнил, как в Буланове клоп забрался мне в ухо.

Я вертелся, крутился, но уснуть уже не мог.

Проснувшаяся Ева, видя, что я не сплю, включила свет. Полчища этих прожорливых кровопийцев, испугавшись, стали расползаться по сторонам. А с потолка им на смену пикировали другие.

– Я уже не знаю, что с ними делать, – сетовала Ева. – Недавно провели дезинфекцию, но эти твари – живучие, никакая отрава на них не действует.

Постепенно мы успокоились, решили свет не выключать. Но уснуть я уже не мог.

Утром Ева, захватив бидончик, ушла на работу.

– Приходи ко мне, – сказала она уже с порога. – Сам позавтракаешь и заберешь завтрак для мамы. Еще тебе надо будет получить продовольственную карточку. Контора здесь неподалеку.

Мама дремала. Я лежал с закрытыми глазами. После ночного кошмара с клопами хотелось спать. Но сон уже не шел ко мне.

Я встал, умылся под умывальником и решил пройтись, разведать, где эта самая контора, в которой мне предстоит получить продовольственную карточку.

У нас в батарее был такой парнишка – Славик Моргачев. Небольшого роста, щупленький такой, неглупый. Он хорошо рисовал. Ему бы в художественное училище пойти. Но отец – генерал решил иначе и направил его в спецшколу.

Славик как-то с помощью сырой картошки мог перевести с оригинала на пустой бланк любую печать.

И вот он каким-то образом достал бланки отпускных удостоверений и с помощью картошки поставил на них спецшкольную печать. Оставалось только проставить фамилию, имя, отчество отпускника, город, куда он направляется и по этому отпускному удостоверению можно было получить продовольственную карточку. Такие липовые удостоверения Славик раздал всем в батарее.

При этом, не обошлось без происшествия.

Один из наших ребят, получая у секретаря начальника школы отпускное удостоверение, случайно засветил свое «липовое».

Он сразу прибежал в батарею, виновато покаялся. Стали решать, как быть.

О том, что секретарь Генриэтта Михайловна доложит о случившемся начальнику школы, у нас не было сомнений.