– Нет.

– Сирота?

– Нет.

– Вот видите: раз нет, значит, и общежития нет. Были бы хоть какие-нибудь льготы…

– Пойти, что ли, ногу сломать?

– Не нужно этого делать, глупый молодой человек. Еще не факт, что вас потом инвалидом признают.

– Значит, не получится у меня с общежитием, – вздохнул и развернулся на выход.

– Погодите-погодите, выглядите вы… Вам сколько лет? В армии служили?

– Да, два года. Танкист.

– А говорите, льгот нет, танкист! Сейчас посмотрим… Вот, на отслуживших в армии есть еще одно местечко. Так что поселим вас в общежитие, танкист…

Это было здорово: не мотаться каждый день из Дальнедорожного в Москву и обратно, не делить с подрастающей сестрой стол, шкаф, не спать на диване в проходной комнате. Да и вообще, в армии он настолько отвык от родительской опеки, что чувствовал себя увереннее, находясь от родных на расстоянии. Конечно, любил и мать, и отца, и сестренку, рад был их видеть, но жить уже вовсю хотелось своей собственной жизнью.

Комната в общежитии была на четверых. Четыре же синие панцирные кровати (почти такие, как у тети Дуси и в казарме), один стол у окна, два стула, вешалка и… все. Годину, однако, после армии было не привыкать к почти полному отсутствию мебели. Вещи можно хранить и в чемодане под кроватью, а заниматься за столом по очереди.

Не пугало и то, что туалет в конце общего синего коридора. Душевая одна на два этажа, день – мальчики, день – девочки.

Сразу познакомился с Петром из уральской деревни и Азизом из туркменского Ашхабада. Оказались очень приятными ребятами. Посмотрели на пустующую койку:

– А кто же у нас четвертый?

И тут дверь отворилась, вошел.

– Суконников Арнольд Брониславович! – По памяти выдал Годин.

Пухловатый паренек чуть отвернул и приподнял круглую голову-кочан, пригладил рукой светлые жиденькие волоски, бесцветными глазами посмотрел на Алексея как бы сверху вниз:

– Он самый, собственной персоной! Хм! Я настолько известен в этих стенах?

– Мы с тобой встречались у стенда со списком поступивших.

– Кажется, припоминаю… Так ты же не поступил?

– Ошибся. Не заметил свою фамилию…

– Бывает, старичок. У не сосредоточенных на себе и жизненной цели людей такое бывает… – Огляделся, указал на койку слева от стола. – Я, пожалуй, здесь устроюсь. Мне будет удобно для отдыха и для занятий.

Азиз, сидящий на этой койке, возразил:

– Вообще-то, это моя койка!

Годин усмехнулся:

– Кто первым встал, того и тапки!

– М-да! – Почесал подбородок Суконников и пристально посмотрел на Азиза. – А может, уступишь?

– Чего ради? – Усмехнулся, как и Годин, этой весной дембельнувшийся из армии Азиз.

– Видишь ли, старичок…

– Меня зовут Азиз…

– Видишь ли, старичок. Я сюда поступил не дурака валять, и мне нужны полноценные условия для труда и отдыха.

Пока Азиз собирался с мыслями, слово взял Годин, которого стало раздражать нагловатое поведение нового соседа:

– Видишь ли, старичок, мы все сюда поступили не дурака валять, и всем нам нужные полноценные условия для труда и отдыха.

Суконников, как будто не услышал его, перевел взгляд на койку справа от стола, на которой сидел Петр:

– Старичок, может быть, ты уступишь место будущему светилу отечественной науки?

Петя, вчерашний школьник, как-то растерялся и не нашелся, что ответить. Годин зевнул и кивнул на четвертую, свободную койку, стоящую напротив его собственной:

– Свети в своем углу на здоровье!

– Что ж, – Суконников присел на свою койку, – особого содействия с вашей стороны я не вижу. Но напрасно, напрасно. Вот увидите: я далеко пойду. Мог бы и вас за компанию за собой потянуть, но…

– Не надо нас тянуть, – остановил его Годин, – неизвестно еще, куда затянешь. Давай просто нормально сосуществовать.