И так день за днем, месяц за месяцем, а от султана ни слуху, ни духу, султан развлекается на стороне… Зато соблазнитель не дремлет, через мелкого шпиона, коим мог быть евнух, придворный паж, даже туалетный работник, он соблазняет прекрасную… Вот тут и начинается измена, но редко кому удаётся долго хранить её в секрете. И вот уже тело наложницы, завёрнутое в грубую хламиду, тайком сбрасывается в чёрные воды Босфора…

Марик покрылся испариной. Он облизал пересохшие губы и дрогнувшим голосом спросил:

– Без головы?

– Нет, этим голову сохраняли, – успокоил его Миха. – Не хотели сплетен и скандалов. Мнимых утопленниц могли подобрать рыбаки, а если утопленница без головы, то ясно, что это месть или кара. Но убивали их обыкновенно удушением, причем, не руками душили, это считалось не по-божески, а обычной удавкой. То есть, душитель не брал на себя прямой грех – а косвенный и грехом-то не считался.

Миха сам, слегка воспылавший от этой вольной импровизации, почувствовал волнение Марика и улыбнулся, стараясь снизить накал страстей.

– Да… дела давно минувших дней, – он разломал пополам хлебный ломоть и стал задумчиво жевать.

А Марик в своем воображении уже не мог остановиться, он искал потайной ход во дворец к прекрасной Зулфие или Фатиме, чтоб спасти её от коварства преданных султану евнухов и свирепой стражи. Он уже знал, что этой ночью долго не сможет заснуть, и будет бесшумно отворять резные двери, ведущие к ложу обнажённой одалиски, и потом эта бессонная страсть, отталкиваясь от множества зеркал, выбросит в быстрые воды Босфорского пролива вместе с горячей слизью прекрасные тела убитых наложниц.

Закончив жевать, Миха подобрал несколько хлебных крошек со стола и положил на язык.

– У турок с давних времён существует такое правило трёх приоритетов:

"Будь ласков с фаворитами, избегай опальных и не доверяйся никому".

Заметьте, что приоритеты в этой максиме идут в обратном порядке.

Теперь вы понимаете, что заурядное слово "кинза" может обрастать такими историями, иная шахерезада позавидует.

– А вы были во дворце султана?

– Видел только издалека. Мы тогда гастролировали в Стамбуле, но гастроли пришлось прервать, потому что местное духовенство обвинило Германского в сговоре с дьяволом и в оскорблении пророка. Нам пришлось бежать, но мы до этого успели провести один чудесный вечер в старом кафе. Я вам обязательно расскажу эту историю.

Миха задумался, качая головой, потом нацелил взгляд на стопку и, словно нехотя, перевернул её в начальное состояние. Марик видел, что в нём происходит какая-то внутренняя борьба. Казалось, он жмёт на педаль газа и тормоза одновременно. В какой-то момент он всё же слегка отпустил внутренний тормоз и нацедил из бутыли примерно грамм двадцать кориандровки. Но рука его так и продолжала держаться за горлышко бутылки. "В конце концов", – сказал он самому себе и долил ещё примерно грамм 30 в стопочку.

Марик с любопытством наблюдал за этими манипуляциями.

Миха тем временем взял спички и зажёг свечу. Свеча начала потрескивать, отбрасывая на стены пугливые блики.

– Как же я, однако, увлёкся, раскладывая по полочкам передвижения этого Кинзы. Вот иногда застрянет слово в голове, уж ты его просклонял и проспрягал во всех направлениях, осмыслил его так и эдак, расчленил и отчеканил, а оно всё ещё крутит свою шарманку…

Тут он хитровато посмотрел на Марика:

– Что посоветуете с ним делать, Марк? Это уже не слово, а отдельные ниточки, да узелки. Что бы вы с ними сделали?

Марик закусил губу, но быстро нашёлся:

– Начал бы вязать из них верёвки.

– Ох! – Миха даже привстал. – Как хорошо… Как это замечательно, что плохо надутый мяч, пущенный сухим листом, очень вовремя отскочил от вашей коленки, сударь.