Я даже не хотела рассматривать этот вариант. Я не стану об этом думать. Вместо этого я стану смотреть вперед, вдохну поглубже и просто… буду верить. Верить, что дорога продолжается. Верить, что за поворотом есть что-то еще.

Я буду верить и говорить: «Да».

Я сказала себе это, а потом съела весь тортик и выпила четыре «мимозы», стараясь верить.

Через неделю в моем кабинете в «Шондалэнде» звонит телефон.

Это ректор Хэнлон из Дартмутского колледжа.

У ректоров колледжей не в обычае звонить мне. Я встречалась с ректором Хэнлоном, очень милым мужчиной, ровно один раз. Тем не менее вот он, ректор Хэнлон из Дартмутского колледжа, звонит мне по телефону. У него есть ко мне вопрос. Он хочет знать, не выступлю ли я в июне с приветственной речью на церемонии вручения дипломов колледжа.

С двадцатиминутной речью. Перед примерно десятью тысячами людей.

Эм-м.

Вселенная?

Ты что, черт тебя дери, подшутить надо мной вздумала?

В телефонном разговоре возникает пауза длиной в целую минуту, во время которой воздух не втекает в мои легкие и не вытекает из них. Говорит что-то ректор Хэнлон или нет – мне неведомо. Неведомо, потому что из-за шума в ушах я его не слышу.

Говорить всему «да» в течение года.

Вот оно. Это началось. И теперь, когда это началось, идея говорить «да» перестает быть просто туманной идеей. Теперь реальность того, за что я берусь, заставляет мой мозг грохотать внутри черепа.

Говорить «да»?

Нет никакой возможности планировать. Никакой возможности спрятаться. Никакой возможности контролировать. Нет – если я говорю «да» всему.

«Да» – всему пугающему.

«Да» – всему, что выталкивает меня из моей зоны комфорта.

«Да» – всему, что кажется безумием.

«Да» – всему, что кажется нехарактерным для меня.

«Да» – всяческим дурачествам.

«Да» – всему.

Всему.

Говорить «да».

Да.

Сказать. Сказать СЕЙЧАС.

– Да, – говорю я. – Да.

Мы с ректором Хэнлоном еще некоторое время беседуем. Кажется, это приятно. Кажется, я спокойна. Право, вот уж не знаю. Я сосредоточена на вдохах и выдохах. Стараюсь приглушить рев, который слышу. Повесив трубку, размышляю о том, что только что сделала.

Речь. Приветственная. Десять тысяч человек.

Я вношу эту дату в свой календарь.

8 июня 2014 года.

Июнь.

До него еще шесть месяцев. Шесть месяцев – это о-очень далеко.

Шесть месяцев – это целая жизнь.

Ладно. Пожимаю плечами и возвращаюсь к своим заметкам по сценарию «Анатомии страсти».

С облегчением. Подумаешь, большое дело! Я подумаю об этом позже.

Я задвигаю эту дату на задворки своего сознания и забываю о ней. Забываю на пять с половиной месяцев. По идее, это плохо, учитывая, что мне предстояло написать гигантскую речь. Но, напротив, оказывается, что это к счастью. Оказывается, мне предстоит преодолеть и другие барьеры.

Приветственная речь в Дартмуте – официально мое первое «да».

А фактически?

Дартмутская приветственная речь – первое, чему я говорю «да». Но не первое «да», которое мне на самом деле приходится ДЕЛАТЬ.

Им оказывается другое «да». И что это за «да»? Вот оно-то оказывается куда как страшнее.

Привет, Джимми Киммел!

– Они хотят, чтобы ты была в шоу Киммела.

Это мне говорит мой рекламный агент, Крис Дилорио.

Ага, у меня есть рекламный агент. Наличие собственного рекламного агента – это как «моя фотография на обложке Vogue». Такого рода вещи у тебя бывают, если ты яркая, как Дженнифер Лоуренс, или создаешь дорожные заторы, идя по улице, как Люпита Нионго.

Когда я это пишу, у меня волосы на голове стоят дыбом, потому что я уже пару дней не причесывалась и на мне надета пижама, верх и низ которой не сочетаются. Даже ткань – и та разная. Штаны шелковистые, верх – трикотажный стрейч. На коленке дырка. Привет,