– А ты никак врагов земли русской покрываешь? Откуда такая точность? С чего взяла, что нет ни Кощея, ни Горыныча?

– Да не покрываю я никого, – баба принялась снова отгребать снег. – У самой к Кощею давние счеты. Да только нет его. Некого мне, горемычной, к ответу призвать.

Молодец закрыл рукавицей замерзший нос и высказался:

– Разобраться с вашей поганью только мне можно! Потому как я – богатырь. Мечом, копьем, стрелой каленой врага поразить сумею. Мне и положено подвиги совершать. А твоё дело – снег разгребать. Ясно?

Василиса не ответила, занялась работой. Прохор оглядел ещё раз поляну и произнес задумчиво:

– Ничего. Волшебное Зеркало даст ответ, где вся ваша сила нечистая прячется. Никто не уйдёт от моего меча богатырского, – он посмотрел на крыльцо, подумал и достал из седельной сумки маленький топорик.

– Кузьма! Бабка пусть гребёт снег, а ты замок сбей! – С этими словами он метнул топор в столб на крыльце.

Остриё глубоко вошло в сруб недалеко от стремянного. Тот испуганно покосился на него и взялся за топорище. Но не тут-то было. Как ни тужился мужичонка, у него силёнок не хватало справиться с задачей. Если царевич считал себя богатырём, так было за что. Силушкой природа-матушка его не обделила. А вот Кузьме недодала.

Баба посторонилась, пропуская царского сына перед.

– Зачем тебе главным героем на Руси быть? – спросила Василиса ему в спину. – Кота моего обижать?

Царевич выдернул топор из столба, и, поигрывая им, приблизился к дубовой двери.

– Зачем подвиги? – он ударил по скобе пару раз.

Заржавевший металл сопротивлялся недолго.

– Эх, лягушка ты тёмная! – Прохор зашвырнул замок в сугроб и обернулся к бабе. – Подвиги молодцу нужны для славы доброй! А ещё затем, чтобы… жениться!

– Без подвигов невесты перед тобой что… совсем… никак? – иронично спросила Василиса.

– А мне не любая невеста нужна, – царевич потянул дверь на себя. Та не шелохнулась.

– А какая?

– Мне бы такую, чтобы во всех окрестных царствах-государствах царевичи-королевичи от зависти полопались! – Прохор упёрся валенком в стену, пытаясь отворить дверь.

Результатов его потуги не дали.

– Есть кто из красавиц на примете? – спросила Василиса, глядя, как царский сын пыжится.

– Да нет никого, – Прохор ещё сильнее поднатужился, став таким же красным, как грудки снегирей на его вышитых, белых валенках. – Что ни царевна или боярышня, то – квашня… Эй, Кузьма, ну-ка, сбей наледь под дверью. Примерзло всё по низу…

Пока стремянной ползал по крыльцу, оббивая топориком лед у порога, царский сын пояснил:

– Мне, Яга, нужна такая… такая… чтобы как… Василиса Прекрасная была. Слыхала небось? Или ты, бабка, настолько дремучая, что не знаешь той, о ком песни да сказки в народе сказывают?

От неожиданности баба оступилась на ступеньке и чуть не упала. Она выровнялась, откинула со лба поседевшую прядь, выбившуюся из-под вышитого платка, метнула на царевича взгляд васильково-синих глаз и произнесла дрогнувшим голосом:

– Может и слышала. Не такая я… дремучая.

Василиса отвернулась. Как же давно это было… А в народе, оказывается, помнят то время, когда называли ее Прекрасной.

– Это… Василиса-то… Давным-давно… того… Еще когда… ну… это… батя мой… молодым… в общем… был, – сказал стремянной, заканчивая работу.

– Знаю я, – вздохнул царевич.

– Дык того… Сгинула она… Василиса-то… – Кузьма распрямился, пропуская Прохора к двери. – Кощей извёл… вот…

– Мне такую же надо. А может быть и еще краше. – молодец поднатужился и открыл, наконец, дверь. – Эй, что встала, заплесневелая? Первой иди…

– А то это… Вдруг кто… того… в засаде, – поддакнул стремянной.