– Что еще за привилегии? – казалось, расспросам Мартена не будет конца.

– Их много, – сдвинул кустистые брови Бидо. – Есть апостольские – те, что от Папы. И есть королевские. Главная из них – неподсудность схоларов светским властям и парижскому прево. Кроме дел гражданских, кои наш король недавно передал под руку Шатле. Если же схолар совершит преступление, то прево не имеет права задерживать его, кроме некоторых особо вопиющих случаев, а если задержит – должен немедленно передать виновного епископу. А церковный суд, тем более по отношению к любимчикам-схоларам, обычно снисходительнее, чем светский.

– Неплохо, – хмыкнул Мартен. – Похоже, от вашей науки все же есть какая-то польза.

– И это только начало, – улыбнулся Бидо. – Схолар, как и любой клирик, не может быть подвергнут телесным наказаниям, отсечению членов, а также пыткам, кроме пытки водой. Его нельзя посадить в тюрьму за долги. Он, в отличие от прочих горожан, освобожден от обязанности ходить в дозор и стоять на воротах. А самое приятное – он освобожден от большинства налогов. Чем многие схолары и пользуются беззастенчиво, к немалой досаде и разорению исконных горожан, – подмигнул Бидо шагавшему рядом Арно де Серволю.

– И правильно делают, – ответил тот. – Иначе эти торгаши задавили бы нас своей враждебной массой. Даже в Париже нашего брата едва наберется человек пять-шесть на сотню горожан. А те все со связями, укорененные, окопавшиеся в своих цехах. Еще недавно они драли с нас три шкуры за аренду их грязных промерзших сараев. Они всегда нас ненавидели: за то, что мы умнее их, смелее их, за то, что разговариваем не так, как они, за то, что нравимся их женам и девицам.

– А есть еще такая привилегия committimus, – вернулся к разговору о привилегиях Бидо, – иначе известная как jus non trahi extra. Вот, допустим, приплыл ты учиться в Париж издалека, из какой-нибудь Финской земли. А тут вдруг твой сосед на родине вызывает тебя в суд по какой-нибудь земельной тяжбе. И плывешь ты целый месяц в свою Финляндию, судишься там, потом месяц назад возвращаешься обратно. А через полгода другой сосед тебя истребует. В итоге – не учение, а сплошные разъезды туда-сюда. Чтобы пресечь такое, схоларам и дали привилегию committimus, чтобы они могли истребовать или защищаться в суде по месту своего обучения, например, в суде хранителей апостолических привилегий.

– Да вот только некоторые ушлые родители наших схоларов, – добавил Арно, – принялись шиканировать106 этой привилегией. Допустим, живет себе такой папаша в той же Финляндии, а его сосед задолжал ему крупную сумму и не отдает. Тогда наш кредитор переписывает должок на своего сына-схолара, а тот уже вызывает соседа на суд в Париж. После чего папаша приходит к должнику и говорит: либо ты отдаешь долг прямо сейчас, либо через месяц, но с большой пеней, либо плыви в Париж – но только это тебе вдвое дороже встанет. А если должник на суд не прибудет, ему, понятное дело, присудят поражение из-за неявки, это уж без вариантов.

– А помнишь, брат Арно, – отпив из калабасы, вдруг улыбнулся Бидо, – как ты отомстил тому английскому всезнайке, что пытался «утопить» тебя своими вопросами на disputatio, во время экзамена?

– Он сам напросился, – смиренно ответил Арно. – Нечего было мучить бедных животных.

– Вы про что это, про каких животных? – влез между ними неугомонный Мартен.

– Про котов про черных, – ответил Арно, приглаживая бородку. – Говорят, после папской буллы Vox in Rama некоторые ревнители веры столь рьяно принялись умучивать усатых тварей, видя в них порождения диавольски, что вой кошачий стоял от Гибернии