– Гм… Но с чего ты взял, что я Мартен, а не Марсель, Марцелин, Морис, Матье или какие там еще бывают имена?
– Очень просто, мой дорогой друг. «Молодое вино» – значит, дело было не раньше начала ноября, в канун дня Святого Мартина. Возможно, прямо на сам праздник. Отец твой был виноградарем, а Святой Мартин – покровитель виноделов. Потом, Тур. Зачем тебе было ходить в Тур, так далеко от дома, если не в базилику, к гробу Мартина Милосердного? Итак, если связать все это, почти наверняка получается, что твое имя – Мартен.
– Действительно, просто, – с легким разочарованием выдохнул щербатый.
– Но только после того, как я всё объяснил, – улыбнулся своей обворожительной улыбкой Арно. Когда хотел, он умел быть обворожительным. – Ну так что ты решил, Мартен? Пойдешь с нами или останешься здесь, дожидаться своей очереди на виселицу?
– Извини, Дрозд, – помолчав пару секунд, вымолвил Мартен, – но мне и вправду не очень по душе то занятие, что мы себе нашли. А этот велеречивый пройдоха, быть может, придумает что-то получше. Ты пойдешь с нами?
Ответом ему было упрямое молчание беспалого и очередной презрительный плевок на землю.
***
Утро понедельника выдалось таким, каким и должно быть утро свадебного дня. На небе ни облачка, прозрачный воздух дышит росяной свежестью, легкий ветерок покачивает ветви яблонь в небольшом садике у дома.
Ариане не терпелось поскорее надеть новое платье, что двумя днями ранее привезла из города мать. Но до этого еще предстояло наносить из речки воды в сад, набрать в лесу хвороста и помочь матери на кухне с угощениями для гостей. Хорошо еще, что они не держали скотину. Да и где б ее держать? Домишко их был совсем крохотный: комната с земляным полом и небольшая кухонка за стеной. Мать сама, в одиночку, построила его когда-то на отшибе Кастаньеды. Она же посадила вокруг дома яблони, померанцы и крыжовник.
Мать Арианы зарабатывала на жизнь тем, что лечила людей из окрестных деревень и приселков. Иногда к ней приезжали даже из города. У кого она всему этому научилась, Ариана не знала. Может, у бабушки. Хотя ни про каких бабушек мать никогда не рассказывала. Когда-то давно, в детстве, Ариана подслушала разговор дядюшки Эстрабу с соседкой Менгиной. Кривоглазая и вечно брюзжащая Менгина говорила что-то про «добрых христиан», какого-то Гийома Белибаста и зеленеющий лавр. Когда Ариана немного подросла, она спросила однажды у матери, кто такие эти «добрые христиане» и почему лавр должен зазеленеть через семьсот лет, если он без того все время зеленый. В ответ мать с такой силой вдарила ей по губам, что у Арианы зазвенело в голове. С тех пор у ней пропала всякая охота задавать вопросы о непонятных и далеких от нее вещах.
Но сегодня Ариана не смогла удержаться. Ведь она уже совсем взрослая, не станет же мать снова бить ее по губам?
– Матушка, – после долгих колебаний решилась Ариана. – Только не сердись, пожалуйста.
– Чего тебе? – мать оторвалась от стряпни и обернулась.
– У нас ведь вместо отца невесты будет дядюшка Эстрабу, да?
– Что ты спрашиваешь всякие глупости? Ты же знаешь, что да.
– А сам он – где? – краснея, пролепетала Ариана.
– Кто? – не поняла вопроса мать.
– Ну… отец невесты.
– Ах, вон ты о чем, – мать снова отвернулась, вытирая руки о передник. – Я не знаю.
– А кто он был? Он умер?
– Я не знаю. Надеюсь, что нет.
– Он был бригандом?60
– Бригандом? С чего ты взяла? Нет, он был… кем-то вроде церковника.
– Церковника? – округлила глаза Ариана. – Он был из… из «добрых христиан»?
– Не произноси больше этих слов, если не хочешь оказаться на костре! – мать с грохотом бросила глиняную миску на стол. Затем, смягчившись, добавила: – Нет, из обычных церковников. По крайней мере, одет он был как они.