***

«Эх, видела бы моя добрая матушка Петронилла, до чего докатился ее младшенький! Подумать только: Арно де Серволь, восьмой сын Фулька Реньо, сеньора де Сен-Мари, де Ля-Судьер, де Вильнёв и прочая, и прочая – сидит в придорожных кустах, словно обгадившийся бродяга, и ждет сигнала от этой безмозглой деревенщины Синистра, возомнившего себя пупом земли!»

Арно достал из ножен видавший виды бракемар, сохранившийся у него еще со студенческих времен. Короткий широкий клинок тускло блеснул в лучах рассветного солнца, подмигнул золотой филигранью, оплетавшей рукоять монограммой «АС»: Арно де Серволь. Хоть студентам и запрещалось иметь оружие, но парижские схолары были особой кастой – и плевать хотели на королевские запреты с высокой колокольни Сен-Дени. Арно отдал за этот клинок три золотых экю – почти половину денег, вырученных в тот год с продажи отцовского вина. Схолары Парижского университета имели королевскую привилегию на беспошлинный ввоз провизии для собственных нужд, включая вино. Арно, как и многие из его приятелей, половину своих барриков сбывал хозяевам городских кабаков.

Сколько лет прошло с той поры – десять, больше? «Ну что, несостоявшееся светило теологии, что там писал Петр Едок47 про то, как грабить пузатеньких пилигримов? Оставлять их в живых, и дальше мучиться „в этом сумрачном лесу“ – или же отправлять прямой дорогой к Святому Иакову, к которому они все так спешат? Жаль, нет под рукой „Суммы теологии“ Фомы Аквината – он-то уж наверняка разбирался в этих делах. Как там у него было: „согласно естественному закону все вещи являются общей собственностью, никто не вправе присваивать какую бы то ни было внешнюю вещь себе“. Ох, неробкого ума был покойный брат Фома! Жаль, бедолага-паломник не узнает перед смертью, что своим мечом я всего лишь восстанавливаю естественный закон».

Арно нервно рассмеялся глухим крякающим смехом. Верный признак волнения. Ну разумеется, он волнуется: все-таки не каждый день доводится убивать людей. Если так считать, то всего второй раз в жизни. Правда, в первый раз всё вышло почти случайно, да и было это бог весть когда.

Шесть лет назад Арно де Серволя со скандалом вышибли из Наваррского коллежа, из французской нации48 и из университета. Хорошо хоть обошлось без мрачных застенков Шатле49. Кто на него донес, Арно так и не узнал. Или не захотел узнавать.

«Мы не потерпим лживых мошенников в стенах нашего блистательного коллежа, взрастившего самого наместника Сына Божьего, Его Святейшество Климента VI!», надрывался от нарочитого возмущения епископский куратор Фовель, известный пьяница и содомит. Сказать по правде, грех Арно был не то чтобы велик. Он всего лишь подделал кое-какие документы, позволившие ему решить одну крайне неприятную финансовую проблему. Но подделка документов, наряду с изготовлением подложных печатей и чеканкой фальшивой монеты, признавались «оскорблением Его Величества», преступлениями против короля. О том, чтобы остаться в университете, не могло быть и речи.

Недоучившийся теолог Арно де Серволь сначала подвизался в парижском Парламенте50, среди многочисленной своры полуголодных и вечно галдящих стряпчих. Однако заработков мелкого ярыжки едва хватало на сытные ужины в приличном кабаке. Поначалу Арно еще как-то держался благодаря вспомоществованиям долготерпивого родителя и старших братьев. Но парой годов позже родитель отошел в мир иной, доходы братьев резко упали из-за того разгрома, что учинили в Аквитании англичане, а жизнь в столице королевства становилась все дороже и дороже. Пришлось вчерашнему бакалавру свободных искусств вспоминать свои студенческие навыки подчистки старых пергаменов и замены в них одних циферок на другие, более соблазнительные. Войдя во вкус, Арно перешел с цифр на буквы, с букв – на слова, со слов – на целые грамоты. Благодаря чему и оказался вскоре обладателем небольшого церковного бенефиция Велин, что на правом берегу Дордони чуть выше Кастийона. Треть дохода он отдавал местному кюре, окормлявшему велинских прихожан непосредственно на месте, а остальное – щедро тратил на жареных гусей, аржантейское вино и трактирных подавальщиц с блудливыми кошачьими глазами.