Миронов попытался стереть с лица скептицизм и заменить его хотя бы подобием любопытства, но попытка эта потерпела фиаско. В ответ на такую неблагодарность Измайловский возвёл глаза в район кухонной вытяжки и глубокомысленно умолк.
– Как понимать ваши слова? – не дождавшись продолжения, подал голос Миронов.
– Буквально, Миша.
Капитан досадовал на себя за несдержанность, которая оскорбила старика. Но что Миронов мог поделать, если все эти байки про проклятые вещицы, заговорённых бандитов и прочие магические штучки, которыми люди подменяли любое везение или хитрость преступников, вызывали в нём раздражение?! Правда, в данном разговоре Михаил Миронов повёл себя неразумно, едва не упустив возможность получить ценную информацию и даже помощь в розыске украденного перстня.
– Павел Антонович, вы не обижайтесь. Я так редко сталкиваюсь с чудесами в своей работе, что перестал в них верить.
– Дело не столько в чудесах, Миша, сколько в людских пороках, – вздохнул Измайловский и снова побарабанил пальцами по столу. – Они и есть самые страшные убийцы на свете, потому что убивают не тело, но душу.
Миронов опустил глаза: Павел Антонович любил философско-назидательные вкрапления в беседу. Иногда они были туманны и невыносимо скучны, иногда – интересны и мудры. К какому разряду отнести только что услышанное, Миронов ещё не решил.
Дав слушателю обдумать изречение, Измайловский снова заговорил:
– Этот камень – порождение человеческого зла. Оно постоянно требует подпитки: притягивает пороки, черпая в них силу. Ты спрашивал, почему этот перстень имеет такое странное название – «Голубая Смерть»? Потому что все, абсолютно все владельцы украшения покинули наш мир скоропостижно и ужасно.
Последнее слово ювелира заглушил свисток чайника. Павел Антонович приступил к завариванию чая – именно так можно было обозначить его действия. Он как будто совершал древний ритуал: ополаскивал заварочный чайник кипятком, засыпал в него три ложечки заварки, лёгким движением стряхивая с каждой лишнее. Он особым способом складывал полотенце, которым после накрывал чайник. Он убрал его на специальную подставку.
Миронов с удовольствием наблюдал за этими действиями. Они переносили его в детство, когда они всей семьёй вечеровали на веранде Измайловских. Павел Антонович тогда так же без суеты заваривал чай из самовара, а его супруга Тамара Леонидовна накрывала на стол. Однако сейчас капитану не терпелось перейти от фольклорной составляющей к фактической истории украшения, узнать, кто был его прежними владельцами, потому что эта информация могла помочь в расследовании. К сожалению, перемотать мифологическую часть было никак нельзя. Её надо было просто перетерпеть, как лирическую сцену в любимом боевике, который ты смотришь в кинотеатре.
Заворожённый действиями старого знакомого, Миронов, возможно, впервые в жизни неожиданно решился форсировать повествование:
– И много ли было владельцев у перстня?
– Предостаточно, – словно не замечая, что его вынуждают продолжить рассказ, откликнулся Павел Антонович. – Достоверно известно лишь о девяти из них. Восемь уже мертвы, а твоя эта женщина… Как, бишь, её фамилия?
– Соловьёва, – отозвался Михаил.
– Да, она – в большой опасности. Я думаю, что перстень перешёл к ней от любовницы Крутовского. Дело в том, что он был по этой части большой конспиратор, и кем была его возлюбленная, не знал никто – ни друзья, ни жена, ни соседи.
– Кто такой Крутовский?
– Это прежний владелец «Голубой Смерти». Последний, о ком мне было хоть что-то известно. После его смерти украшение так и не нашли, решили, что оно было украдено, но я думаю, что Станислав Петрович подарил его любовнице. С большой вероятностью можно сказать, что и она уже оставила наш мир.