– Дракономобиль, – усмехнулась Елена, усевшись в его карету и как следует оглядевшись. – Куда мы едем? В пещеру?

– Кабинет устроит? – осведомился, трогаясь, Майзель. – Что ты, в самом деле. Персонаж-то я сказочный, но современный. С постмодернистским душком. Куда же от этого деться?

Сидеть рядом с ним и мчаться по городу – не ехать, а именно мчаться, – ощущение было захватывающим. Елена даже немного расстроилась, когда они прибыли в пункт назначения.

– Слушайте, а ведь я вас вижу первый раз в жизни. Я только сейчас это поняла! Как такое возможно, – в двадцать первом веке?!

– Молчи, скрывайся и таи, – продекламировал Майзель. – Три источника и три составных, так сказать, части.

– Посмейтесь, посмейтесь, – зловеще произнесла Елена. – Так как же? Только не повторяйтесь – насчёт сказочного персонажа я уже наслышана.

– Это оказалось непросто, – притворно вздохнул Майзель. – Разбитая техника, переломанные конечности, несколько разорённых медиахолдингов – ну, не только из-за этого, разумеется, это было лишь превосходным предлогом – вот таким вот, пани Елена, макаром. Образ должен быть цельным, законченным – Дракон, Великий и Ужасный. В мире, где командовали даже не журналисты, а сознательно потакающие самым низменным вкусам испорченного плебса дельцы, следовало навести порядок. И мы его навели. Издержки, увы, неизбежны.

– Но люди просто выполняли свою работу.

– Люди в форме «СС» тоже выполняли свою работу, – огрызнулся Майзель. – И до сих пор убеждены – их не за что винить!

– Ну, у вас и параллели! – отшатнулась Елена. – Сравнивать папарацци с нацистами?! Это уж слишком!

– Это явления одного порядка: бога нет – значит, всё позволено. Не позволено. Бога нет, зато есть Дракон. Не боитесь наказания на том свете – получи́те сейчас. Очень просто.

– Увы, да. У чудовищ всегда всё просто.

– Напрасно ты так, – сердито произнёс он, и Елена поняла: он и в самом деле рассержен. – Это и твои заклятые враги: прикрываясь трескучими фразами о свободе слова, они выдают за неё грязь и пошлость, забивая людям мозги всяким дерьмом, отучая их думать!

Он прав, с горечью подумала Елена. Но разве можно бороться с этим, – так, как делает он?! Или – только так и можно?! Боже правый, да что сегодня со мной?!

Она промолчала – и увидела, как утихает пламя в его глазах.

– Мы на месте, – уже совершенно спокойно сообщил Майзель. – Проходи.

Раздвижные панели, сначала показавшиеся ей сплошной стеной, бесшумно и стремительно скользнули в разные стороны, скрываясь в невидимых нишах, и Елена шагнула вперёд.

То, что Майзель назвал «кабинетом», подвергло её чувство равновесия новому, ещё более тяжкому, испытанию. Даже не огромный, – необозримый: границы помещения искусно маскировались скрытыми источниками света, а форму его не представлялось возможным определить из-за ниш и полуарок, за которыми угадывалось какие-то детали иных пространств. Стены, пол и потолок не образовывали углов и поражали пустотой – ни картин, ни гобеленов, ни ковров, ни люстр или канделябров – ничего. Сплошной полированный, ничем не прикрытый камень. Вместо наружной стены – окно без намёка на раму, жалюзи или шторы, невероятно прозрачное – в первое мгновение Елене показалось, будто между нею и разверзающейся пропастью преграда отсутствует вовсе. Лишь приблизившись, она смогла оценить толщину и профиль стекла, – да полноте, стекло ли это?! – панорама городских огней внизу преломлялась, словно Елена смотрела сквозь гигантскую лупу. Не удавалось избавиться от чувства – стекло не состыковано с камнем пола и потолка, а является его естественным продолжением. Что за технология позволяет добиться такого эффекта, Елена не имела ни малейшего представления.