Тарелка, словно засмущавшись, встала на ребро и скользнула в раскрытую дверь подъезда.

– Ого, – удивился Гена, – воно как? – вопросительно посмотрел на старшего.

– Факт, – веско подтвердил Юрьевич.

– Юрьевич, пошли посмотрим, а? – неожиданно предложил Гена. – Хоть одним глазком поглядим? Пока дверь не закрылась. Такое же раз в жизни бывает.

– А и пошли, – внезапно согласился Юрьевич.

Отделившись от возбужденной толпы, перешли улицу и юркнули в подъезд. Осторожно поднимались по стертым ступеням.

– Стыдно перед гостями, – Юрьевич пнул гору окурков, – грязно тут.

На пятом этажа дверь в одну из квартир была гостеприимно распахнута.

– Ловушка? – прошептал Гена, сделав страшные глаза. – Заманивают?

– А и бог с ним! – решительно сказал Юрьевич, резонно рассудивший, что после повышения пенсионного возраста терять уже нечего. – Пошли!

– А вдруг?..

– Хуже не будет! – решительно ухватил коллегу за плечо и поволок в квартиру, будто паук спеленатую муху.

В прихожей было сыро и сумрачно, стоял тяжелый липкий запах и тишина… Капнула капля в раковине в ванной и снова тихо. Мужчины переглянулись.

– Кто-то сдох? – прошептал Гена, покрутив головой.

– Вот тебе и пенсионный возраст, – непонятно ответил Юрьевич.

На цыпочках, насколько было возможно при массивной фигуре, прокрался вперед. Из комнаты выглянула коричневая перепелка с встопорщенными перьями и уставилась на мужчин немигающим змеиным взглядом.

– Пришелец… – побледнел Гена.

Юрьевич оглянулся на парня и покрутил пальцем у виска. Сделал еще шаг, поравнявшись с кухней. На диванчике, уронив рыжую голову на лежащие на столе руки, сидел мужик в растянутой майке неопределенного цвета. Пол предательски скрипнул под ногами. Мужик поднял голову и пьяно улыбнулся:

– О, брат по разуму! Иди сюда, – замахал рукой.

Юрьевич нехотя вошел в кухню. Гена, не рискуя остаться с перепелкой один на один, потрусил следом.

– Ого, вас много, – обрадовался мужик и протянул руку к стоящей на столе возле трехлитровой банки с солеными огурцами большой бутылке с желтоватой жидкостью. – Прилетели, касатики! Мир вам! Садитесь: пить будем, гулять будем!

Мужчины снова переглянулись.

– А это что? – Гена робко показал на бутылку.

– Это самогон, сам на травах гоню, на перепелиных яйцах настаиваю.

– Ну, – парень с сомнением посмотрел на Юрьевича, – может того?..

– Гулять, так гулять! – Юрьевич плюхнулся на кривобокий табурет и достал из сумки сок и бутерброды. – Мы не с пустыми руками.

– Молодцы, – хозяин смахнул слезу, – со своей закуской прилетели, – набухал в стаканы, которых на столе было почему-то четыре. – Ну, за прилет! – быстро чокнулся с гостями и хлопнул в себя. – Как вам наша земная?

– Ничего так, – Юрьевич осторожно выпил.

– Внушает, – кивнул Гена.

– Ой люли! – обрадовался хозяин и схватив бутерброд, откусил половину. – Колбаса совсем как у нас, – сделал вывод, пожевав.

– Белка у него, – прошептал Гена, заговорщицки подмигнув Юрьевичу.

– Наверное, – Юрьевич налил себе сока, солидно запил.

– Огурцы берите, вкусные. Теща моя, Лукерья Григорьевна, светлая ей память, делала.

– Давно? – Гена взял вилку с отломанным зубцом и, просунув в банку, хищно вонзил в беспечный огурец.

– Почитай годика за два перед кончиной. Или за четыре? – озадаченно почесал затылок. – Не упомнишь уже, но до кризиса дело было. А у вас тещи бывают?

– Была, – Юрьевич поморщился, словно от зубной боли.

Гена помотал головой.

– Совсем как у нас, – хозяин расцвел щербатой улыбкой, напомнив пробившийся сквозь асфальт мятый одуванчик.

– А жена где? – осторожно спросил Юрьевич.

Как разведенный такие моменты он переживал остро.