Гораздо сильнее раздражали крики персонала. При подъеме кричат до тех пор, пока все не встанут. Во время еды кричат, чтоб все расселись по своим местам и, чтоб не вставали до тех пор, пока не поест надзорка. Не надел кепку на прогулку, а у меня ее первое время просто не было, тоже начинаются крики.

Плохо заправил кровать – крик. Захотел попить воды из под крана – крик. Захотел не вовремя в туалет – крик. В общем, по любому пустяку крик. А то, что происходит во время «бани» вообще с трудом поддается описанию. Рядом с ванной комнатой ставят ведро для грязных и стол с чистыми вещами. За стол садятся сестра-хозяйка и кто-нибудь из персонала, и начинается беспрерывный ор: мой пятки! Натирай себя мочалкой! У нас тут моются, а не стоят под душем! Быстрее! Хватит вытираться, уже до покраснения себя обтер!…

Складывается такое ощущение, будто тебя принимают за каторжника, который плохо выполняет свою работу.

И все это только те крики, которые слышал я. Но приколами и криками отношение ко мне не ограничивалось. Была еще третья сторона – сторона заведующего отделением. Его звали Александр Александрович. Спустя четыре дня после моего поступления он соизволил-таки вызвать меня на беседу для знакомства.

–Ну присаживайся, Джони, как тебе у нас?

–Как… сперва переживал, думал: что это за дыра? Куда я попал? Но потом решил, что как-нибудь переживу,-бодро ответил я.

–Ясно. Значит так как ты, наверное, уже знаешь комиссии здесь проводятся через каждые пол года,-начал объяснять врач,– у тебя суд был в мае, значит ближайшая комиссия в ноябре. Но ты не обольщайся. Хотя и шансы твоей выписки в основном зависят от твоего состояния и мнения председателя комиссии, я могу гарантировать тебе полтора года. Запомни, личного времени у тебя здесь нет, то, как ты его проводишь, так или иначе зависит от того, что тебе будет мною дозволено или запрещено. Постарайся понять, что ты такой же, как все остальные. Простыми словами, ты – боевая единица, а значит должен подчиняться общему уставу. В этой больнице такой устав называется режимом. Его наблюдение чревато надзоркой или переводом в двенадцатое отделение. Но если ты будешь придерживаться установленных правил, не будешь пререкаться с персоналом, не будешь драться, не станешь никого провоцировать… короче веди себя хорошо и все будет в порядке.

–А что за двенадцатое отделение?

–Это отделение со спец интенсивным режимом, куда отправляют особо строптивых. Попадание туда добавляет еще как минимум год к твоему сроку. Так что имей ввиду. У тебя еще есть какие-нибудь вопросы?

–Да нет. Я на самом деле думал у Вас будут ко мне какие-то вопросы. По поводу моей болезни или касательно моего преступления, например.

–А что тут спрашивать… вся информация здесь, в твоем деле. Даже не знаю, разве что вот такой вопрос: зачем ударил-то полицейского? Что у тебя за миссия была?

Вопрос поставил меня в тупик, но в я все же выкрутился.

–Да не было никакой миссии, просто хотел сбежать обратно на родину. А тут полиция, поедешь говорят с нами, а куда и за что не объясняют. Я и запаниковал. Раньше-то я ни разу не пересекался с копами, даже документы ни разу не предъявлял, а тут взяли за шкирку да потащили в машину, в общем необычная для меня ситуация и что из нее можно выйти более простым путем я как-то даже не подумал.

–Понятно. Все по-нят-но. Ладно, иди осваивайся, если что-то будет тревожить или захочется побеседовать о чем-то важном, сообщай об этом на обходе. Но имей ввиду, у меня помимо тебя еще шестьдесят пять пациентов.

–Все, я могу идти?

–Да, можешь идти.

После такого «знакомства» с заведующим отделения во мне остался осадок, напоминавший о том, что я типичный правонарушитель. Добавив к этому осадку чувство, будто я зэк на каторге, я сделал заключение – я подходящий клиент для этой больницы.