Толкнув маленькую сдвижную шторку, он успел расслышать легкий шелест водяных струй и разглядеть нечто белое и округлое. В следующий момент его с истинно мужской силой сграбастали за плечо, развернули и вышвырнули в коридор, будто котенка. Шторка расправилась, за ней сухо выстрелил замок и донеслось чуть слышное хихиканье. Напрочь сконфуженный, Кратов немного пробежал по инерции, пока не уткнулся в стену.
Тут его разобрало, и он расхохотался. «Звездоход называется, – подумал он. – Брат-плоддер! Недоставало еще, чтобы рожу расцарапали». Ему сразу полегчало, удушливая пелена отвращения ко всему на свете растаяла, и он сразу вспомнил о массе дел, которые можно было переделать, никому не попадаясь на глаза.
Вернувшийся к обеду Грант застал его в каюте, где он, во вполне добром расположении духа, листал затрепанный до немыслимости сборник старояпонских хокку и танка, с которым не расставался ни на одной из планет. Грант был взмылен, взвинчен и красен от веселого бешенства.
– Да, да! – провозгласил он с порога. – Я знал, что в Звездном Патруле работают люди с тяжелым характером. Но чтобы до таких пределов, да еще женщины!.. По-моему, брат-плоддер, Внешний Мир в наше с тобой отсутствие допустил существенные пробелы в воспитании молодежи, и нам пора возвращаться, чтобы восстановить статус-кво. Лично я вырос в атмосфере всеобщего уважения к моей личности и, знаешь ли, не привык, чтобы меня, как нашкодившего щенка, ежеминутно погружали носом в лужицу.
– Заслужил, наверное, – спокойно отозвался Кратов. –
Надеюсь, сегодня ты следил за своим языком? Употреблял эвфемизмы?
– Следил и употреблял. И, увы мне, часто. В гравитре было очень душно, и я снова позавидовал твоему умению регулировать собственный теплообмен. Ну, понятно, ты звездоход, а я всего-навсего синоптик… Ведьма! – вдруг объявил Грант убежденно. – Как там у Чехова: «Извините великодушно, но она ведьма». Однако в таком оформлении, надо признать!
– О ком ты? – спросил Кратов невинным голосом.
Его напускное безразличие Гранта никак не обмануло. Все же они проработали вместе два года и до нюансов успели изучить друг у друга и выражение лица, и оттенки голоса.
– А то ты не знаешь, – произнес Грант с ухмылкой. – Хорошо, опустим это… на время. О чем я? Мы, безусловно, не самые крупные специалисты по гравитехнике. И что можно ожидать от заурядных смотрителей маяков, да еще плоддеров? Но ведь эти пташки вообще не имеют касательства к сепулькам! Тем не менее девочка инженер-навигатор Летавина смыслит в сигнал-пульсаторах не хуже моего. А шпарит на «экспо» так, что чертям тошно, словно выросла в орбитальном доке!
– Смыслить в чем-то на твоем уровне вовсе нетрудно, – заметил Кратов. – Особенно если учесть, что на каждом патрульном корабле стоят такие же сепульки, как наша, только поменьше.
– Я этого не знал. Да и откуда мне почерпнуть эти сведения? Я же синоптик. Послушай, брат-плоддер, ты часом не прихворнул? Что-то у тебя глаза опалесцируют. Или, быть может, ты врезался в кого-то из наших доблестных избавительниц?
– Ну что ты городишь, – вздохнул Кратов. – Как такое возможно?
– А вот теперь я в этом просто убежден. От моего орлиного взора не ускользнула некоторая романтическая затуманенность твоих очей. Врезался, и по самую макушку. Но только в кого? Имея некоторое представление о твоих пристрастиях, а также обладая отменным слухом, не изменившим мне даже в минуту телесной немощи, я делаю заключение, что это наш железный командор…