Больше в дольмене ничего не было.

Кратов опустил фогратор и шагнул к столу – забрать отсюда диковинный артефакт, унести на «корморан», чтобы затем переправить ксенологам в виде приятного сюрприза.

Ему померещилось движение в глубине дольмена, по ту сторону обрушенного свода. И одновременно, пусть и с неприятным запозданием, ожили все его дополнительные чувства: «Тревога! Опасность!»

Кратов отпрянул. Чиркнул лучом по сгустившимся лоскутьям тьмы. Озираясь, попятился к выходу. Фогратор снова был в его руках, ствол сторожко покачивался на локтевом сгибе.

Белые бесплотные фигуры. Плоские, будто клочки атласной бумаги на черном бархате. На какое-то мгновение они возникли из мрака, выхваченные светом, и тут же сгинули.

Стены каменного ящика медленно сложились, как страницы книги. И с грохотом обвалились остатки свода. Прямо на стол с еще работавшим прибором.

Сигнал умер.

Кратов прыжком одолел последние метры до выхода. Перекатился через себя и на четвереньках, полубегом, полуползком, устремился подальше от проваливавшегося внутрь себя дольмена.

Укрывшись за стволом обугленного кактуса, он дождался, когда это странное саморазрушение окончилось и осел взбаламученный пепел. Он надеялся, что белые призраки явятся снова, и тогда уж он разглядит их в подробностях. И убедится, что они ему не померещились. Хотя особой нужды в том и не было. Ни одно из чувств прежде не подводило его. Если, конечно, пренебречь сегодняшним излишне долгим молчанием чувства опасности.

Но призраки есть призраки. Не то, как им и положено, остались охранять руины, не то без следа рассеялись на свету.

Кратов вернулся на «корморан» и спустя какое-то время благополучно, без происшествий, прибыл на плоддер-пост Кохаб, где Грант уже начинал волноваться. Там, придя в себя и обсудив приключение с напарником, Кратов через инфобанк выяснил, куда же занесла его нелегкая. Планета называлась весьма причудливо – Финрволинауэркаф. На ней уже работали ксенологи. Но ни о каких сигнал-пульсаторах местного производства и речи не шло.

После недолгих колебаний Кратов зарегистрировал отчет о высадке на сгоревшую планету в информсистеме Плоддерского Круга, откуда тот непременно, хотя не слишком скоро и с купюрами, должен был перекочевать в общие фонды. Стимулировать этот процесс Кратов не стремился. Во-первых, у него не было на руках никаких доказательств, кроме отметки в бортовом журнале об изменении маршрута. А во-вторых, он был связан Кодексом плоддерской чести, осуждавшим недостаточно мотивированные контакты с Внешним Миром.

– Глупость этот ваш Кодекс! – произнес Аксютин с сердцем. – Никаких оправданий не может быть сокрытию таких сведений!

– Тише, тише, – осадил его Дилайт. – Никогда не следует ломиться со своим уставом в чужой монастырь. Да и не о том разговор. Информация есть, и мы ее получили. Чуть раньше, чуть позже – особой роли не играет. Правда, я рассчитывал, что загадка провала третьей миссии отчасти разъяснится. Но этого не произошло, хотя факт, сообщенный коллегой Кратовым, сам по себе любопытен.

– Как же не произошло? – вспыхнул Аксютин. – Посуди сам: вторая миссия, если пренебречь финалом, была исключительно плодотворной. Но вот близится сезон пожаров, нарастает вулканическая активность на терминаторе. Как справедливо отметил командор Дедекам, аборигенам нужно экстренно развернуть эвакуацию, отойти вглубь материка. В это время, в самый пик полыхания, Кратов высаживается на Уэркаф и застает там некую «третью силу» – хозяев таинственного сигнал-пульсатора новой модели…

– Я никого там не застал, – сказал Кратов. – И это была не новая модель.