– Сукины дети, – сказал стрелок с лёгкой хрипотцой.

– Мы ещё достанем их, дружище, – ответил Даэвин, смотря вдаль.

Эльф не часто имел дело с оборотнями, поэтому сейчас пребывал в лёгкой растерянности, или это рык был виноват…

– Скорее, они нас, – ответил Вальдман, – но да, ты прав. Должок мы так и так вернём.

– Давай найдём нашего друга и уберёмся отсюда, – предложил эльф, – согласен?

Вальдман обернулся к нему и пристально посмотрел прямо в глаза.

– Ты же понимаешь, что они тебя теперь не оставят в покое, верно? – спросил он.

Даже стекающая по лицу свежая кровь не смогла скрыть написанное на лице стрелка беспокойство.

– Да, – выдохнул эльф, – но мне и так, и так деваться некуда. У таких, как я, нет пути назад.

Вальдман улыбнулся, а затем расхохотался, широким раскатистым басом, ещё долго продолжавшим рокотать над догорающим полем.

– Добро пожаловать, – сказал стрелок.

***

Когда стрелок и лучник вернулись к поляне, они увидели зрелище, за право написать которое передралось бы немало художников. На фоне горящего поля, прислонившись спиной к жерди пугала, подогнув ногу, сидел гоблин. Он преспокойненько курил самокрутку, утопая в меху лежащего под ним крупного чёрного волка.

Голова волка отсутствовала, куда подевалась, никто не знал.

– Надо бы уходить, – предложил Вальдман.

Он даже не предполагал, чего сейчас можно ожидать от гоблина в таком состоянии, поэтому старался выбрать максимально нейтральный тон.

Гоблин повернул голову и сверкнул горящими жёлтым пламенем глазами. Огонёк самокрутки вспыхнул, затем погас, из огромных ноздрей выбрались два аккуратненьких облака сизого дыма.

– Зачем? – спросил он.

– Мне кажется, местные будут рассержены, когда узнают, что их хлеб сгорел за одну ночь, не успев дозреть – рассудил Даэвин.

– Крошить оборотней – это одно, воевать со всей деревней – совсем другое, – продолжил Вальдман.

Грод отвернул голову, сделал стоическую затяжку и проронил, будто бы невзначай.

– Не будут. Не будут они на нас злиться.

– Почему? – хором спросили товарищи.

Гоблин соскользнул с окровавленного меха, бросил окурок рядом с пустующей шеей, придавил его ногой и пошёл в сторону тропинки.

– Идемте, – бросил он на ходу, – кое-что покажу.

Они добрались до нужного места, когда ярко-золотой закат отчаянно сражался с чёрными облаками полыхающего пожара.

Никогда они не смогут привыкнуть к этому до конца….

Деревня была сожжена, дотла, до самого основания. Несколько обугленных стенок и полуразвалившийся амбар: вот всё, что осталось от некогда скучной, но далеко небедной и почти процветающей деревеньки. Теперь всё имущество и утварь местных жителей покоились в толстом слоем золы на выжженной земле, а сами жители….

– О нет…– выдохнул Даэвин.

Вальдман молча разглядывал главную улицу, по единственной мощёной дороге, напрямую через село, протянулась оранжерея из двух рядов крепких обгоревших столбов. И под каждым из них, в пепле, лежало по груде чернеющих костей.

Стрелок присел на корточки и перевернул лезвием кинжала несколько головешек под одним из мест казни.

– Все скелеты женские, – уточнил он.

Запахи тоже говорили стрелку о многом, но здесь ещё нужно было всё хорошенько обдумать.

– И кому понадобилось сжигать баб? – недоуменно спросил Грод.

– Не знаю, кому, но у них явно нет недостатка в лошадях, – ответил стрелок, который нашёл отпечатки копыт на опалённой земле, – животины откормленные, некрупные и очень быстроходные, подкованы недавно. Сталь подков качественная, гвоздей – тоже, похоже на лёгкую кавалерию, обычным головорезам таких задёшево не достать.

Он задумался, глядя назад, туда, где дожаривались туши мёртвых волков.