Женщина ответила после странной паузы:

– О да, конечно. Это Уильям. Мы с его друзьями зовем его Билли.

«Интересная заминка», – подумала Барбара.

– Меня зовут Барбара, – сообщила она. – Барбара Келли.

– А меня – Каролина. Приятно познакомиться.

Женщины неловко – через открытое окно – обменялись рукопожатием. Каролина жестом подозвала мальчика:

– Иди сюда, Билли, поздоровайся с любезной дамой.

Мальчик неохотно – или так показалось Барбаре – приблизился к машине. Ребенок не отличался миловидностью. Барбаре он показался слишком бледным, возможно, даже больным. Если женщина действительно была его матерью, в чем уже возникли некоторые сомнения, то он мало походил на нее. Очевидно, в будущем этот мальчик станет весьма уродливым мужчиной, и что-то подсказывало Барбаре, что у него не так уж много друзей.

– Познакомься с Барбарой, – сказала ему Каролина. – Она хочет нам помочь.

Мальчик ничего не сказал. Он просто смотрел на Барбару темными глазами, напоминавшими изюмины в тестообразной массе пухлого лица.

– Ну, залезайте, – предложила она.

– Вы уверены, что мы не слишком затрудним вас?

– Ничуть не затрудните. Напротив, я стала бы переживать, если бы вы решили остаться здесь. Мне спокойнее осознавать, что вы будете в безопасности. Вам не нужно ничего взять из машины?

– Только сумочку, – откликнулась Каролина.

Она отошла, оставив Барбару с мальчиком вдвоем. В капюшоне и застегнутой на «молнию» ветровке он выглядел старше своих лет. Келли с тревогой подумала, что он напоминает какую-то живую куклу или странного карлика. Мальчик разглядывал ее злобным взглядом. Непоколебимая улыбка озаряла лицо Барбары. Дома у нее много всяких лекарств, и она легко усыпит ребенка.

И его мать тоже, если понадобится. Она уже предвкушала близость с Каролиной, и ее окатила теплая оживляющая волна вожделения.

С покаянием можно подождать.


По пути к дому Барбары женщины разговорились. Оказалось, что Каролина с Уильямом ехали в Род-Айленд навестить друзей в Провиденсе, но им помешала спущенная шина. Барбара попыталась выяснить, откуда они прибыли в такую глушь. Каролина пояснила, что просто сбилась с дороги, сделав где-то неверный поворот, и Барбара решила пока оставить эту тему.

– А вы бывали раньше в Провиденсе? – спросила Барбара.

– Да, пару раз в студенческие времена. Тогда я обожала романы Лавкрафта[7].

– Неужели? А мне никогда не нравился Лавкрафт. На мой вкус он слишком истеричный и излишне напыщенный.

– Пожалуй, ваша критика отчасти справедлива, – согласилась Каролина. – Но, возможно, он избрал такой стиль, поскольку постиг истинную природу этой вселенной. Или думал, что постиг.

– Вы имеете в виду вечных зеленых демонов с мозгами, забитыми волшебной чепухой?

– Ха-ха! Не совсем, хотя кто знает… Нет, я имела в виду мрачность, равнодушие, отсутствие милосердия.

Слово «милосердие» полоснуло Барбару точно ножом. Она почти чувствовала, как зараженные лимфатические узлы откликнулись на этот словесный раздражитель мучительным контрапунктом к рожденной в ее лоне сладостной мелодии.

«Я становлюсь похожа на ходячую метафору», – подумала она.

– Веселенькая картина, – с усмешкой отозвалась Барбара, и женщина на соседнем сиденье рассмеялась.

– Для девушек это, возможно, казалось охлаждающим дождем.

Включив правый поворот, Барбара свернула на подъездную дорожку, ведущую к ее дому. Внутри горел свет, придавая дому теплый, гостеприимный вид.

– Вы ведь куда-то ехали, когда наткнулись на нас, – заметила Каролина. – Я даже не поинтересовалась. Надеюсь, мы не оторвали вас от важных дел.

«В церковь, – едва не вырвалось у Барбары. – Я ехала в церковь».