Похоже, что Глюк пробыл на студенческой скамье не очень долго. В университетских анналах его имя более ни разу не упоминается. Сам он про годы учения никому не рассказывал, и никто из однокашников не оставил воспоминаний о своём общении со странноватым сыном лесника, который больше всего в жизни любил музыку и вместо корпения над учебниками играл на любых инструментах, попадавших в его сильные крестьянские руки. Статус студента позволил ему «зацепиться» в Праге, но заработок могла принести только музыка. Прага изобиловала музыкантами всех уровней и специальностей. Лучшие из профессионалов служили в церквях, монастырях, княжеских и графских капеллах, играли и пели в театре. Другие давали уроки детям знати и богатых горожан (не разбираться в музыке и не владеть каким-либо инструментом в XVIII веке считалось неприличным). Менее образованные или менее удачливые играли на улицах, в трактирах, в частных домах на семейных праздниках.

Для того чтобы стать композитором, нужно было основательно учиться. На данном этапе Глюк себе этого позволить не мог. Хотя мы почти ничего не знаем о начале его музыкантской карьеры, можно с уверенностью утверждать, что выделиться среди множества молодых пражских музыкантов ему позволили не первые сочинения (если таковые и существовали, то они канули в Лету), а навыки искусного инструменталиста – скрипача и виолончелиста. Скорее всего, он продолжал подрабатывать и пением в церковном хоре, а может быть, помогал тому или иному органисту.

Иногда в связи с пражским периодом юности Глюка в качестве его предполагаемого учителя всплывает имя выдающегося чешского композитора и педагога Богуслава Матея Черногорского (1684–1742). Черногорский, сверстник Баха и Генделя (те были на год младше), в 1702 году закончил Карлов университет, а затем стал монахом-францисканцем, одновременно занимаясь композицией, игрой на органе и преподаванием теории музыки. Однако биография Черногорского складывалась зигзагообразно: из-за конфликта с монастырским начальством он в 1710 году самовольно уехал в Италию и вдогонку получил указ о своём изгнании; через десять лет был прощён и смог вернуться на родину, но второй раз пробыл в Праге лишь до 1727 года. После очередного конфликта францисканский капитул сослал его в маленький городок на юго-западе Чехии. Прослужив там несколько лет, в 1731 году непокорный монах-музыкант вновь уехал в Италию – а именно, в Падую, где получил должность органиста; умер же он в австрийском городе Граце. Как нетрудно понять, в Праге этот неординарный человек с Глюком пересечься не мог, и их гипотетические занятия композицией – один из мифов популярной «глюкианы». Но нельзя исключать того, что они общались в Италии.

Юный Глюк мог познакомиться в Праге с учениками Черногорского, среди которых были выдающиеся музыканты. Например, с органистом и композитором Йозефом Зегером (с 1741 года он служил органистом костела Девы Марии перед Тыном – одного из самых красивых и заметных храмов Праги, две остроконечные башни которого возвышаются над Староместской площадью и являются одним из архитектурных символов города). Считается, что Глюк также играл на органе этой церкви.

Развитие наук и искусств в Праге шло прежде всего благодаря королям и императорам, любившим этот город и содействовавшим его украшению и процветанию. Хотя Чехия находилась в составе Священной Римской империи германской нации и подвергалась сильному онемечиванию, она сохраняла автономный политический и культурный статус. Каждый новый германский император становился законным королем Богемии, увенчанным короной святого Вацлава – небесного покровителя страны. Церемонии коронации происходили в Пражском Граде, сопровождаясь многодневными празднествами. Разумеется, сам этот акт не превращал австрийских правителей из династии Габсбургов в чехов, но создавал предпосылки для их подчёркнуто уважительного отношения к Чехии. Император Рудольф II (1552–1612), коронованный в Праге в 1575 году, сделал этот город своей постоянной резиденцией и поселился во дворце в Пражском Граде. При нем Прага приобрела славу «мистического города», поскольку Рудольф был склонен не только к искусствам и наукам, но и к оккультизму. Служившие при его дворе великие астрономы Тихо Браге и Иоганн Кеплер выполняли также обязанности астрологов, составляя гороскопы. Рудольф мало занимался делами собственно управления и в конце концов был отстранён от власти. Но художники, учёные и литераторы из его круга получили наименование «рудольфинцев», и этот период считается одним из самых славных в истории чешской культуры.