Лена уехала в Москву, поступила и хорошо училась. Тот парень, который рассказывал о ВУЗе в школе, оказался сотрудником журнала «Небоскреб», в который нанимали молодых журналистов, выпустившихся именно из Лениного института. На воле, без отцовского надзора Лена расцвела и поняла, что жизнь гораздо больше, чем она себе раньше представляла. На третьем курсе Лена познакомилась с активистом из одной партии, и он словно открыл ей глаза. Никогда раньше Лена не задумывалась о политике, СССР лучшее в мире государство по всем фронтам, тут и думать не о чем. Но в конце восьмидесятых годов уверенность в нерушимости Советского Союза становилась все меньше. Лена как журналист должна была быть голосом народа, и ей хотелось рассказать массам, что все очень зыбко, но таким как она умело закрывали рот. Доучившись Лена поступила на работу в тот самый журнал. Репутация «Небоскреба» была сомнительной, и подвергалась всяческой критике. Фишкой журнала была правда, с высоты небоскреба виднее, и правду эту пытались донести людям всеми возможными способами. Главный редактор журнала был горячий приверженец правды и свободы выбора. Он всегда говорил, что люди должны знать как на самом деле обстоят дела, потому что только тогда они будут иметь чистые головы и только тогда будут иметь свои собственные мысли и взгляды на ситуацию, а не навязанную политиками. Лена была готова подписаться под каждым его словом, так как во всем была согласна с ним. Редко бывает когда мнения двух людей так сильно совпадают, но это была именно такая ситуация.

Парня, которого Лена впервые увидела в своей школе звали Виталик, он был военным корреспондентом, оператором видеосъемки. После года работы в журнале и сама Лена стала военным корреспондентом, и их поставили в пару. Виталик был на четырнадцать лет старше Лены, но их рвение к правде, к тому, чтобы осветить все события массам были одинаковы, они и свели их. Дабы избежать скандала с родителями Лена не говорила им о том, что теперь выезжает в горячие точки, она умолчала так же и о романе с мужчиной гораздо старше себя. Она знала что отец не смотрит новости, так как и без того знает всю ситуацию происходящую в стране.

В начале Балканских войн Лена с Виталиком несколько месяцев жили в Косово безвыездно. Они сняли много материала, и почти весь он был опубликован. Родители не смотрели новости, но их смотрели соседи. Увидеть Лену по телевизору в те времена было чем-то из ряда вон, они были просто обязаны обсудить это со всем микрорайоном и похвалить, вероятно, лопающихся от гордости родителей. И они похвалили, пришли вечером в гости с бутылкой дорогого коньяка. Иван Ефимович выпивал очень редко, по великому случаю, и от коньяка отказывался. Соседи удивлялись, как так, разве родная дочь в телевизоре это не великий случай? На лице Ольги Сергеевны возникло непонимание, и муж заметил это. Он аккуратно, но крепко сжал руку жены под столом, и та поняла, что надо подыграть. Иван Ефимович выпил рюмку коньяка стоя, потом закрыл бутылку, сунул ее в руку соседа и открыл входную дверь. Соседи поняли, что время их визита подошло к концу.

– Ваня, что случилось? Ты понял что произошло? Что с Леной? – с тревогой спрашивала моя хозяйка мужа, как только за соседями закрылась дверь.

– В горячу точку ее отправили, вызволять надо. Это все ты виновата, – добавил он после некоторого молчания.

– Да кто бы сомневался, Масяня! – говорила мне Ольга Сергеевна, вытирая полотенцем вымытую посуду, – в нашей семье всегда и во всем виновата я. Не знаю почему я всегда принимала это, наверное решила что в любой семье должен быть козел отпущения, и почему-то вызвалась им быть. Идиотка. Все равно никто не оценил, и даже спасибо не сказали.