За окном вновь зарычал, а потом залаял Рекс.

– Да что же творится с этим псом, весь день словно сам не свой, будто подменили, – с раздражением подумала Роксана. Она встала и подошла к окну. За стеклом моросил мелкий противный дождь. Посередине двора сидел Рекс и прижав уши к голове, лаял в сторону леса. Он не обращал абсолютно никакого внимания на дождь, не старался укрыться от него под деревом или в конуре. Все его внимание было обращено к лесу. Сегодня лес вызывал в нем странное чувство, которое заставляло его, здорового пса, поджимать хвост от ужаса и дрожать всем телом.

– Совсем рехнулся, – произнесла Роксана, отходя от окна. – Левон! Быстро есть! Достал уже, в конце концов, каждый раз одно и то же! – личный порог ее терпения был преодолен. Она подошла к шкафчику и, пожалуй, слишком резко и чересчур звонко стала доставать обеденные приборы.

На втором этаже послышался скрип половиц, а затем на лестнице раздались размеренные шаги. В кухню спустился довольно упитанный мужчина лет сорока пяти. Его семейные трусы и волосатая грудь, проглядывающие в разрезе не запахнутого халата, нисколько не уменьшали благородства его седой шевелюры и серьезного выражения на лице.

– Наши опять проиграли, – выдохнул он и посмотрел на жену. Роксана уже знала, что за этим последует, и оно не заставило себя долго ждать.

– Нет, Роксана, ну, может быть ты знаешь!? Может это мне, тупому армянину, невдомек, как можно тратить столько государственных средств на тренировки, на поездки, на зарплату тренеру, персоналу, а в ответ показывать вот такие вот игры, когда двоих удаляют за грубую игру, а вратарь пропускает четыре гола! Роксана! Четыре! И это еще до удалений игроков! Почему просто не признаться всему миру: «Да, мы действительно не умеем играть в футбол, поэтому, и не будем даже пробовать, не хотим быть посмешищем и зря тратить деньги налогоплательщиков». Ну что ты, нет, каждый год они продолжают позорить Россию, а я каждый год вынужден надеяться на чудо. И что ты думаешь, Роксана, чуда не происходит, чуда никогда не происходит, а у них каждый раз находятся все более нелепые оправдания. Скоро дойдет до того, что они начнут жаловаться на странный цвет травы на стадионе соперника, да на квадратные мячи, которыми им пришлось самоотверженно играть. Жалуются на все что угодно, только не на свою профессиональную непригодность и бессилие.

Роксана, не перебивая, смотрела на мужа и ждала скорого затишья словесного гейзера. Она знала, что Левона лучше не перебивать, иначе, не ровен час, сама будешь причислена к вражескому лагерю и обвинена во всех грехах российского футбола. Вместо этого, она наложила мужу горячего и присела рядом на стул, продолжая беспрерывно кивать и поддакивать, когда это было уместно.

За окном усиливался ветер, а вместе с ним и лай собаки, который сейчас походил скорей на захлебывающееся завывание.

– Послушай, Левон, проверь пса, он будто чокнулся? – на полуслове перебила Роксана мужа, – у меня уже мурашки от него бегают. Сколько готовила ужин, он все бесновался, а выглядит так, будто вспотел от страха, кажется, что и без дождя был бы мокрым. Охранник, черт его подери, выйди, успокой его, а то его удар скоро хватит.

Левон с неохотой оторвался от чахохбили, подошел к окну и посмотрел на улицу. На пса было действительно жалко смотреть. Это была уже не та гордая сильная собака, которая по-царски расхаживала каждый день по двору. То была жалкая, поджавшая хвост шавка, желающая, казалось, только одного – уменьшиться до такой степени, чтобы совсем исчезнуть с лица земли. Рекс явно что-то чуял со стороны леса, и это что-то сводило его с ума. Он чувствовал чужих, чувствовал их запах. Непонятная угроза исходила из-за забора вот уже на протяжении всей второй половины дня. Он чувствовал, как за ним и домом наблюдают чьи-то хищные взгляды. Но никак не мог узнать их обладателей.