– Быстро вставай и собирайся: товарищ Бродов ждёт тебя!
Не случилось ли чего? Я вскочила.
Товарищ Бродов ожидал меня у входной двери. Впервые я видела начальника в форме и фуражке. Никакого впечатления. Только орден Красной Звезды на его груди не мог не притянуть взгляд. А на гражданском пиджаке он ордена не носит – странно! Николай Иванович внимательно поглядел в моё заспанное и растерянное лицо.
– Сейчас едешь со мной, – сказал начальник доброжелательно. – Самолёт в силе. Я довезу тебя на автомобиле.
Уф! Всё в порядке, ничего не стряслось! Только вот на автомобиле я уже проехалась однажды. Приятно, конечно. Но в метро-то я не была ни разу!
– Метро тоже в силе, – прочёл Николай Иванович мои немудрёные мысли. – Я потом – в Кремль: дела. А ты катайся на метро, сколько хочешь. Сколько успеешь. Хорошо?
Как часто в жизни приходится отвечать на риторические вопросы! Не нахожу в этом смысла, но приходится – из вежливости.
– Хорошо, – покладисто повторила я.
После особенно интенсивных налётов Бродов по заведённой им самим традиции отправлялся в Кремль – участвовать в разборе ночной работы созданного им в первые же дни войны отряда нейроэнергетической защиты.
Отряд действовал, в первую очередь, в целях защиты Кремля и Ставки, вторым рубежом защиты определили центр Столицы в пределах Садового кольца, а также старались прикрыть Москву целиком, но не всегда хватало возможностей.
Почему Кремль защищали в первую очередь? Ведь руководство переместилось в район Кировских ворот. Во-первых, не совсем так. Главный Куратор менял места дислокации, работал и в Кремле. И большой штат сотрудников там оставался. И некоторые семьи видных деятелей партии и правительства продолжали жить в Кремле. Во-вторых – и это основное: Главный Куратор лично поставил задачу оберегать прежде всего остального Кремль. Сердце Москвы, сердце Родины – вот и весь сказ. Потому отряд защиты и располагался и работал в самом Кремле. Кировские ворота, где расположилась Ставка, включили в контур защиты Кремля. Географически это не то, чтобы рядом, но для энергетической работы расстояние не существенно, важнее общность поля, единство энергетики.
Отряд защиты и группа операторов слежения, сидевшая на Гоголевском, имели совершенно разные задачи и работали разными методами.
Операторы слежения – большей частью, молодые женщины, наделённые тонкой сверхчувствительностью, – сканировали пространство на предмет попыток нейроэнергетического воздействия разного рода на советское руководство, высший комсостав, и на граждан в массе. При обнаружении угрозы передавали дело в руки шаманов.
Шаманов – всего трое. Больше пока не удалось подобрать сотрудников с нужными характеристиками: чтобы был убеждённый советский человек, современный – с широким кругозором, пониманием политической ситуации, грамотный, не чурающийся технического прогресса, но при этом – потомственный шаман с выраженными способностями. Подошли бы и русские знахари с ведунами, да те ещё при царском прижиме научились таиться. Шаманов же начали прижимать относительно недавно, и они ещё не привыкли скрывать свой дар и род занятий от посторонних. Делалось всё, как обычно, в спешке, и поэтому искали среди тех, кого проще найти.
Шаман специализируется на нейроэнергетических атаках и контратаках. Мистики и эзотерики называют нейроэнергетику «тонким планом». А вот грубой физической силе требуется противодействие иного рода. Специалисты Лаборатории говорили, что тут, как ни парадоксально, вступают в действие ещё более «тонкие» энергии, но обладающие колоссальной силой. Человек не порождает их. Человек не берёт их ни из себя самого, ни от артефактов, ни от д