В нашем обществе имеет место быть драматичный разрыв между познанием «от первого лица» и познанием «от третьего лица». И даже не вопрос – какой из них считается приемлемым, а какой таковым не считается. Врачи-терапевты назначают лечение пациентам, а шаманы – самим себе. Прихожане церкви узнают об искуплении грехов из созерцания скульптурных изображений, а мистики – из собственного непосредственного опыта. Так и в исследовании творческих процессов: учёные изучают способность к творчеству других людей, в то время как истинные творцы погружены в глубины собственных творческих процессов. Не вызывает сомнений, что тот, кто предпочтёт метод «от первого лица», скорее всего будет выброшен на периферию научного сообщества, а то и за неё.

Глубинное Творчество имеет дело с непосредственным опытом как творцов, так и мистиков. Здесь я использую термин «творец», чтобы указать на того, кто находится внутри творческих процессов. В этом смысле Альберт Эйнштейн – творец. Так же, как и Никола Тесла, и Элиас Хоу. Эти замечательные исследовали погружались с головой в творческие процессы, скрупулёзно их документируя. Эйнштейн предложил революционно новый подход в теоретической физике. Это его достижение не менее важно, чем его собственно научные заслуги.

Что касается мистиков, они скорее погружаются в тайны бытия всем своим существом, чем проникают в них посредством человеческого интеллекта. Их методы включают в себя созерцание, стирание границ личности и интуицию, которые позволяют им переживать совершенно необыкновенные состояния, в которых абсолют приоткрывает им себя непосредственно. Творец и мистик – очень часто одно и то же. Примером этого могут служить поэты Уильям Вордсворт и Уильям Блейк; композиторы Рихард Вагнер и Иоганн Себастьян Бах, писатели Герман Гессе и Олдос Хаксли, художники Марк Тоби и Кеннет Каллахан.

В Глубинном Творчестве искусство, наука и мистицизм сливаются воедино, потому что раскрытие человеческой способности к творчеству напрямую погружает в суть бытия, которая одновременно имманентна, то есть находится глубоко в нас самих, и трансцендентна, то есть объединяет нас с чем-то намного большим, чем мы сами. Это означает, что творцы и мистики понимают нечто такое, что учёные, придерживающиеся традиционных подходов, понять не в состоянии. Творцы и мистики обладают доступом к намного более богатым и сложным областям опыта, не познаваемым никакими научными методами и не измеримым никакими научными инструментами.

Когда-то я был одним из традиционных учёных-исследователей, изучающих творческие состояния, или, точнее, пытался им быть. Моя докторская диссертация была призвана обосновать (насколько это вообще возможно доказательно обосновать) само наличие в природе творчества бессознательных процессов. Когда я путешествовал из университета в университет и с конференции на конференцию для того, чтобы представлять мои находки в этой области, количество скепсиса в их адрес превысило все мои самые пессимистичные ожидания. Возражения напоминали мне бурю в стакане воды. Спросите у любого человека, не обременённого степенью «Доктор Философии», его или её мнение по поводу того, считает ли он или она, что какая-то часть творческих процессов протекает неосознанно. В основном все ответят, что так оно и есть! В результате, когда пришла пора публиковать свои изыскания, я совершенно потерял к ним интерес, к большому огорчению своего тогдашнего научного руководителя. Мне было совершенно непонятно, почему я должен прилагать столько усилий для того, чтобы доказать небольшой в общем-то группе скептиков то, что совершенно очевидно и не нуждается ни в каких доказательствах.