Чуть позже по тропинке из Голаха до Гленнкилла, уже слегка навеселе, шел Том О’Мэлли, намереваясь нанести визит в местный паб. Ему становилось хорошо от свежего воздуха, зелени, синевы. Чайки с криком летали вокруг своей добычи – так быстро, что у него закружилась голова. Овцы Джорджа мирно паслись на фоне живописного пейзажа. Красота. Как с картинки. Одна из овец забрела особенно далеко и, как маленький белый лев, торжественно восседала над обрывом. Как же она туда залезла?

– Эй, овечка! – воскликнул Том. – Смотри не упади! Жаль будет, если такая красотка, как ты, свалится.

Овца посмотрела на него с презрением, и внезапно он почувствовал себя тупым. Тупым и пьяным. Но теперь этому конец! Он что-то сделает со своей жизнью. В туристической сфере. Туризм – будущее Гленнкилла. Он решил сегодня же обсудить это с ребятами в пабе.

Но сперва он захотел взглянуть на величавого черного барана. Четыре рога. Очень необычно. Овцы Джорджа всегда были особенными.

Черный не дал Тому подойти близко, а лишь увернулся от его руки, причем особо не двигаясь.

И тут Том увидел лопату.

Хорошая лопата. Такая ему бы пригодилась. И никого, кому она могла принадлежать. Том уже считал лопату своей. Он решил закопать ее под дольменом, а ночью вернуться и забрать. Мысль о ночном походе к дольмену его не особо прельщала. Рассказывали всякое. Но он современный человек, а это просто отличная лопата. Едва он схватил рукоятку, как нога ступила во что-то мягкое.

Этим вечером в «Бешеном кабане» Тома О’Мэлли впервые за долгое время слушали внимательно.

Вскоре Хайде увидела, как небольшая группка людей быстрым шагом движется из деревни. Она заблеяла: коротко, долго, коротко, – и Отелло без особого удовольствия появился среди камней дольмена.

Впереди шагал тощий как палка мужчина, которого овцы не знали. Они внимательно его разглядывали. Вожак всегда важен.

За ним шел Мясник. Овцы затаили дыхание. Мясник был ужасен. От одного его запаха у овец дрожали колени. Мясник пах мучительной смертью. Криками, болью и кровью. Его боялись даже собаки.

Овцы ненавидели Мясника. И любили Габриэля, невысокого мужчину в панаме с широкими полями и с кудлатой бородой, который шел сразу за Мясником. Он шагал очень быстро, чтобы не отставать от горы мяса впереди себя. Овцы знали, почему ненавидели Мясника. Но почему они любили Габриэля, им было неизвестно. Перед его обаянием было невозможно устоять. Его собаки выполняли фантастические трюки. Он каждый год побеждал в большом конкурсе пастухов в Гори. Люди его очень уважали. Считалось, что он умеет разговаривать с животными, но это было неправдой. По крайней мере, овцы не понимали ни слова из гэльского бормотания Габриэля. Но в его присутствии они чувствовали себя умиленными, польщенными и, в конце концов, соблазненными и доверчиво трусили в его сторону, стоило ему показаться на дороге, ведущей к их выгону.

И вот люди почти дошли до трупа. Самые отважные овцы на секунду забыли о том, что надо выглядеть естественно, и напряженно вытянули шеи. Когда до Джорджа оставалось копытом подать, тощий вожак встал как вкопанный. Его длинная фигура на секунду качнулась, как ветка на ветру, но взгляд словно пригвоздился к той точке, где лопата торчала из тела Джорджа.

Габриэль и Мясник тоже остановились недалеко от трупа. Мясник на секунду опустил глаза. Габриэль вынул руки из карманов. Тощий наконец оторвал взгляд от Джорджа и, чуть помешкав, стащил шапку с головы. Мясник что-то сказал. Его мясистые ладони сжались в кулаки.

Отелло бесстрашно прошел мимо.

Затем, пыхтя и отдуваясь, до тропинки добралась Лили с пунцовым лицом и спутанными рыжими волосами, а вместе с ней облачко искусственного аромата сирени. Увидев Джорджа, она тихо пискляво вскрикнула. Овцы наблюдали за ней невозмутимо. Лили иногда приходила на луг в сумеречный час и то и дело тихо пискляво вскрикивала. Например, когда наступала в кучку овечьего кала. Когда ее юбка цеплялась за колючие кусты. Когда Джордж говорил что-то, что ей не по душе. Овцы к этому уже привыкли. Когда Джордж и Лили ненадолго исчезали в пастушьем фургоне, вновь наступала тишина. Странные крики Лили овец больше не пугали.