Объявили конечную остановку, и пассажиры устремились к выходу. Лаки закинул рюкзак за спину, взял чехол с гитарой и последовал за ними.
Тучи рассеялись, и солнечный свет резанул по глазам, позолотил окна домов. Улица Февральская – это налево, пройти квартал по серому тротуару, наряженному в разноцветье опавшей листвы, а потом вверх по трассе. Поглощенный лирическим настроением, вдыхая терпкий осенний воздух, Лаки жадно впитывал детали. Для него сейчас окружающий мир был картиной, нарисованной яркими, жирными мазками. Он догадывался, где искать Яну Кузьмакову – Зона не просто так привела его в укрытие, где ночевали Дым, Себр и Кузя. Скорее всего, она и есть та, нужная Брюту, девушка. Остался вопрос, сможет ли Лаки предать неплохого, в общем-то, человека, с которым он сидел за одним столом и делил трапезу? Сможет, должен, ведь из-за него Юля попала в беду, теперь он обязан искупить вину, и пусть потом совесть обглодает его до костей!
Нужный дом оказался «сталинкой», окруженной березами, под которыми детвора с довольными возгласами резвилась в старательно собранных дворником кучах желтых листьев. Лаки вошел в открытый подъезд, поднялся на второй этаж, нажал кнопку звонка и уставился на доисторическую деревянную дверь с медной цифрой «7». Даже пенсионеры уже поставили себе современные, так называемые бронированные, и если хозяин решил не привлекать внимание к своей квартире, то эффект получился противоположный – потому что возникало желание узнать, что же за птеродактиль за этой дверью обитает…
Заскрежетал ключ в замке и на пороге возник лысый детина лет тридцати с выпученными как у геккона глазами, в растянутых серых спортивках и клетчатой красно-синей рубахе, расходящейся на пивном пузе. Его тонкие губы расплылись в улыбке, и Лаки подумал, что сейчас изо рта этого «ящера» высунется раздвоенный язык.
– А-а-а, это ты… Ну, заходи.
Детина прошаркал тапками по скрипучему паркету в прокуренную кухоньку с допотопной бело-голубой плиткой на стенах и древней газовой плитой. Он рукой смахнул крошки со стола, кивнул на табурет:
– Садись. А на фига тебе гитара в Зоне?
– Лечиться, – почти не солгал Лаки, оставшись стоять. – Это мой охранный амулет.
– Великоват что-то… – детина достал из верхнего ящика замызганного кухонного шкафчика конверт, протянул Лаки: – Ознакомься.
Ксерокопию паспорта Яны он уже видел, и теперь мысленно попытался наложить фотографию на лицо Кузи – получилось не очень. Но Лаки был уверен, что ему нужна именно она – слишком много совпадений. Кузя – наверняка сокращенное от Кузьмаковой. Помимо ксерокса в конверте были школьные фотографии девочек-подростков и Янин табель за восьмой класс со всеми пятерками. Как он ни пытался, так и не узнал Яну среди одноклассниц.
– И где тут она? – поинтересовался он.
– Черт ее знает, – дернул плечами детина, встал, и, кряхтя, прогнулся назад в пояснице. – Пошли.
Лаки молча последовал за хозяином в глубь квартиры. Большая, метров двадцать, комната была обставлена в стиле почившего СССР: хрусталь за стеклом полированного серванта, на стене – китчевая картина в псевдозолоченой раме, на которой изображена девочка, гладящая косулю, черный бюстик Сталина на старом громоздком телевизоре с выпуклым экраном, закрытом белой, вязанной крючком, салфеткой, узкий диван-книжка и два креслица на ножках.
Детина в три шага одолел расстояние от порога до середины левой стены и отпер ключом дверь в смежную комнату:
– Заходи.
Лаки переступил порог и остолбенел. Да тут оружия на несколько тюремных сроков! Целый арсенал: и старые добрые АК, и дробовики, и пистолеты-пулеметы с подствольниками и без, и снайперки – все стоит у стены «по росту». Ого, а вот и самый настоящий ПТУР!