Езда у нас чередуется с пешим хождением, песни сменяются молчанием. Столб пыли впереди, затем вырисовывается арба с впряжёнными в неё волами, на возу, разомлев от жары, дремлют два хохла. Наш велосипед, запрыгав по кочкам, задребезжал, волы испуганно бросились в сторону от дороги, в рожь. Седоки, вскочив на ноги, кричат своё: «Цоб цабе!» – и, размахивая длиннейшим бичом, пребольно ожигают меня сзади. Подскочив, я сильно толкаю Георгия, и мой опытный шофёр еле удерживает равновесие. Скрытые пылью, стремительно исчезаем из глаз изумлённых хохлов.

Поля арбузов, гороха, подсолнухов заставляют нас делать остановки, хочется всего отведать. Вокруг ни души, наслаждаемся полной свободой. Но вот и человек у шалаша, старичок, весь такой светлый, ласковый. Он занят производством деревянных изделий: посуда, ложки, лапти из лыка. На костерке полевая каша, он щедро угощает нас сотовым мёдом.

– Дедушка! Далеко ли река Кардаил? Хутора? – спрашивает Георгий.

– Хутора-то сынок недалеча, да вот вода в Кардаиле больно студёная.

Оказалось, старичок и лет своих не помнит.

– В городу никогда не бывал, а тут вот у меня и родня вся… Царство им Небесное! – перекрестившись, он указал в сторону, где в прохладной тени торчали верхушки крестов.

С высоты нашей учёности удивляемся этому человеку, нам, начитавшимся книг о путешествиях, кажется неправдоподобной такая осёдлость. Старик долго смотрел нам вслед, пока мы не исчезли за поворотом дороги, а она пошла под уклон, чувствовалось, что мы близки уже к цели.

Скоро перед нами размалёванной картой открылись цветущая долина, одинокие хутора в огородах, садах. По всему пространству, петляя тут и там, сверкал на солнце Кардаил. Милая, студёная речушка! Сколько детской радости, забав и маленьких огорчений унесла она в своих быстрых водах. Уничтожая остатки яблок, мы любовались долиной.

В одном из этих хуторов, где-то там, умная бабка Георгия ведёт большое хозяйство, управляя заодно и недалёким простодушным дедом Семёном Васильевичем. Стадо в сто коров во главе со свирепым быком и двумя пастушатами – Гришкой и Захаркой – нашими будущими приятелями. В маленьком уютном домике с закрытыми снаружи ставнями, а внутри впридачу занавешенными от солнца одеялами, в ароматах кухни – сметаны, масла и парного молока – суетится у печки рябая кухарка Дарья, разгоняя тряпкой тучи мух. Здесь же огород, с обилием всякой всячины высится крытая соломой рига, блестит на солнце озерко, полное золотистых карасей. Тут же стоят амбары, набитые всяческим добром, и всюду заросли вкусной поздники. Поистине земной рай!

Спустившись в эту долину, мы увидели деда, он стоял среди подсолнухов, прикрыв глаза от солнца рукой и глядя в нашу сторону. Вначале мы оба приняли эту фигуру за чучело, какие обычно ставят на огородах от воробьёв. Толстый, красный, в широкой синей рубахе с паклей седых волос на голове. Он долго стоял неподвижно бесформенным пугалом, пока мы не подошли вплотную.

– Фу ты! Никак Егор? – ворчливо встретил нас дед и повёл внука с его велосипедом в дом, к бабке, не обращая на меня никакого внимания.

На кухне гостей встретили радостно и сама бабка, и кухарка Дарья, обе засуетились возле печки, желая угостить нас на славу.

Несмотря на долгую прожитую жизнь, дед Георгия был наивен и чудоковат, как ребёнок. Недолго думая, он решил отправиться вместе с нами на реку – нам необходимо было отмыться от пыли. Оставив деда на берегу, мы, спрятавшись в камышах, вымазались с головы до ног в чёрный ил и в таком виде заявились к нему. Успев раздеться и войти в воду по колено, дед стоял неподвижно в раздумье, как и раньше в огороде среди подсолнухов, но, увидя нас, подбиравшихся к нему со страшными рожами и кривляниями, испуганно воскликнул: «Свят! Свят!» – и бросился к берегу, осеняя себя крёстным знамением. После за столом дед жаловался бабке: