– Оставьте себе, Дуся, – говорил он.

– Красть?! – ужасалась Дуся. – Господь с вами, Никита Игоревич, что вы такое говорите!

Она относилась к нему по-матерински. Жалела, что он так много работает, вскакивала среди ночи, если он возвращался домой поздно, готовила на скорую руку «что-нибудь вкусненькое». Никаких полуфабрикатов и «разогрева вчерашнего» Дуся не признавала, каждый вечер его ждал дома полноценный свежеприготовленный ужин.

– Повезло тебе, – сказала Нина, выслушав рассказ о домработнице Дусе, и снова принялась составлять посуду на поднос. Никита попытался ей помешать. – Дай хоть на кухню унести.

– Потом. Я сам унесу. – Он увел ее в гостиную и усадил на диван. – Расскажи, как ты стала модельером. Как вообще становятся модельерами?

– Как «вообще», не знаю. У меня это от мамы. Она была прекрасной портнихой и меня научила шить.

– Ах да, швейный техникум… Но ведь уметь шить – это не то же самое, что быть модельером?

– Швейный техникум тут ни при чем, – нахмурилась Нина. – Но ты прав, быть портнихой – это одно, а модельером – совсем другое. Я научилась шить, а потом мне в голову стали приходить фасоны. Это невозможно объяснить… Я думала, мужчины не любят говорить о тряпках, – смешалась она.

– Мы говорим не о тряпках, – возразил Никита. – Мы говорим о тебе. Мне все интересно. Ну пожалуйста, расскажи, как вы с ней жили. Что с ней случилось?

– Он споил ее. Болярин, – пояснила Нина. – Я тогда была маленькой, ничего не понимала, но я видела, как он наливал ей водку. Рюмку за рюмкой. Ему нужен был секс, вот он ее и спаивал. Это я потом догадалась. А она уже не могла остановиться. Московская жизнь не пошла ей на пользу. Писательские жены не приняли ее в свою компанию. Они быстро прознали, что она хорошо шьет, и стали у нее одеваться. Но при этом смотрели на нее как на прислугу. Конечно, ей было одиноко.

Тут подбежал Кузя и вспрыгнул к Нине на колени, словно чувствуя, что ей грустно.

– У вас с ним прямо телепатия, – улыбнулся Никита.

– А ты не шути. Может, и телепатия.

– Ладно, расскажи, на что вы жили? – тихо спросил Никита. – Ты же говоришь, он отселил вас в коммуналку. И алиментов не платил.

– Все верно. Мама не потеряла своих заказчиц, когда мы переехали в коммуналку. Мы жили бы совсем неплохо, если бы она не пила.

– Но она пила.

– Все больше и больше, – вздохнула Нина. – Мне пришлось ей помогать. Годам к двенадцати-тринадцати я уже вовсю кроила и шила за нее.

– Ни фига себе! – присвистнул Никита. – Тебе же надо было в школу ходить!

– Я ходила в школу, а после школы спешила домой. Маму надо было подготовить к приходу заказчиц. Мы специально назначали примерки на те часы, когда я была дома. Они же не знали, что это я шью. Кто из них стал бы иметь дело со мной?

У Никиты голова шла кругом.

– А когда же ты уроки делала?

– Я старалась все, что можно, успеть в школе. На переменах или прямо на уроке. Ну а что не успевала, доделывала дома.

– После шитья?

– После шитья. Мне надо было хорошо учиться, чтоб маму в школу не вызвали.

– Но все равно бывали же родительские собрания, – напомнил он. – Она не ходила?

– Нет, не ходила. Я говорила, что мама болеет, а папы у меня нет. И то и другое было правдой. Я видела, как она уходит, буквально тает на глазах.

– Нет, постой… – Никите нужно было задать столько вопросов, что он не знал, с чего начать. – А как вы пережили антиалкогольную кампанию?

– Так это когда было! – воскликнула Нина. – Мама тогда еще сама ходила, а я была маленькая, мне все равно не продали бы. Хуже стало потом, когда она совсем перестала выходить из дому.

– Ты покупала ей водку. – Это был не вопрос, а утверждение.