Значит, вот его цель, Диана Буллон. Куда она так торопливо направилась? Орн поднял взгляд на пейзаж, раскинувшийся за бассейном: лесистые холмы и смутные очертания изломанной горной цепи на горизонте. Буллоны жили в дорогостоящем уединении, несмотря на свою любовь к традиционной простоте… или, быть может, как раз из-за нее. В центре города такое старомодно-элегантное жилище не построишь. Но здесь, среди километров дикого леса и сознательно нетронутой суровой глуши, они могли позволить себе жить, как захочется.

А еще – укрыться от любопытных глаз.

«Время рапорта», – подумал Орн, коснулся кнопки передатчика на шее, вызвал Стетсона и рассказал ему все новости.

– Ясно, – ответил тот. – Найди дочь. Она подходит под описание женщины, которую ты видел у бассейна.

– Знаю, – сказал Орн, разорвал соединение и сам себе подивился. Ему казалось, что он разделился на несколько человек – один из них играл в игру Стетсона, другой преследовал личные интересы, а еще один неодобрительно наблюдал за происходящим. И все это время его не оставляло чувство, словно какое-то фундаментальное ядро его бытия вернулось из мертвых, чтобы полностью погрузиться в жизнь – теплую, до краев наполненную красотой и движением. Тело занималось одним, а какая-то ключевая частица его, наполненная жизнью и силой, парила на иной плоскости реальности, где смерть считалась лишь одним из этапов взросления.

Казалось, словно он искажается, растягивается. Пытаясь убежать от этого ощущения, Орн переоделся в простую светло-голубую форму, вышел из комнаты и двинулся по изогнутому желтому коридору. Прикосновение к датчику времени сообщило ему, что в этой местности скоро полдень. До того, как накроют ланч, еще оставалась возможность немного поисследовать. Из недолгого осмотра дома и его сходства с местом, где он вырос, Орн знал, что коридор ведет в большую гостиную. Гостевые комнаты и спальни мужчин располагались во внешнем кольце, а комнаты для узкого семейного круга и спальни женщин – во внутреннем.

Орн отправился в гостиную. Это была продолговатая комната, занимавшая две стороны четырехугольника. Под окнами стояли низкие диваны – одни смотрели в комнату, другие – на улицу. Пол покрывали толстые ковры с пестрым красно-коричневым узором.

На дальнем конце гостиной над металлической тумбой склонилась фигура в таком же голубом комплекте, что и у него. Когда она выпрямилась, комнату наполнила звенящая музыка.

Орн замер, очарованный знакомым звучанием. Воспоминания перенесли его в прошлое. Этот инструмент назывался каитрой: в детстве его сестры играли на нем в очень похожей комнате. Он узнал и женщину за инструментом – те же волосы цвета червонного золота, тот же силуэт. Это была незнакомка, мелькнувшая утром у бассейна. Держа в каждой руке по молоточку, она играла на шестирядной – в каждом ряду по пять струн – каитре, которая представляла собой продолговатое блюдо из черного дерева, установленное на металлической тумбе.

Орн, витая в меланхолических воспоминаниях, медленно приблизился к ней со спины. Его шаги скрадывал густой ковер. У мелодии, которую играла девушка, был любопытный ритм: он навевал образы силуэтов, которые буйно пляшут вокруг пламени костра, вскидывая руки, припадая к земле, топая ногами. Диана взяла последний аккорд и заглушила струны.

– Я даже заскучал по дому, – сказал Орн.

– Ой! – Она резко обернулась и ахнула. – Вы меня напугали. Я думала, тут никого нет.

– Простите. Музыка меня захватила.

Она улыбнулась.

– Я – Диана Буллон. А вы – Льюис Орн.

– Надеюсь, вы и вся ваша семья будете называть меня Лью, – сказал он. Теплота ее улыбки была ему приятна.