– Все началось именно с этой куклы, – он кивнул на фотографии куклы, – благодаря которой и состоялась наша встреча. Она принадлежала еще моему отцу. Я очень поздний ребенок: отцу, когда я родился, стукнуло уже пятьдесят. Пока я был мелким, совершенно ее не ценил, однако помню как сейчас, как впервые серьезно влюбился… Мне исполнилось тогда двенадцать, и мы переехали из Берлина в Мюнхен. Та девочка была моей ровесницей, жила на нашей улице и часто проходила мимо меня вместе со своей мамой. Обе всегда нарядные и невероятно красивые. Ее звали Ева, и тогда она казалась мне единственной девочкой на земле… Я буквально помешался на ней – ждал ее у подъезда и за углом музыкальной школы – а Ева, конечно, играла на фортепиано… Но все никак не решался к ней подойти. Мог спокойно болтать с любой девчонкой из нашей школы, дергать за косички, даже подставлять подножку… но Ева казалась мне особенной, волшебной, словно случайно попавшей к нам из страны грез. Я много думал о ней и вдруг неожиданно стал слушать Вагнера и читать романы, ранее не привлекавшие меня. И вот тогда я словно впервые взглянул на эту куклу. Нет, она не похожа на Еву, и тем не менее мне казалось, будто у них очень много общего… – Ник замолчал, взял с блюдца кофейную чашечку, повертел ее в руках и поставил обратно: – Наверное, это звучит как полный бред.

– Нет! – воскликнула я, кажется, слишком громко.

В этот час посетителей в кафе, к счастью, было немного, но сидевшая за два столика от нас немолодая пара покосилась на меня с недоумением.

– И что случилось с Евой? – спросила я, почему-то перейдя фактически на шепот.

– Не знаю, – Ник вздохнул. – Я так не решился к ней подойти – наверное, был слишком в нее влюблен. А через полгода они переехали. И думаю, – он усмехнулся, – это к лучшему. Такая романтическая влюбленность не выдерживает столкновения с действительностью. Конечно, я осознаю это сейчас. А тогда ужасно переживал и однажды решил выбросить куклу, слишком напоминавшую о Еве… – Он замолчал и уставился в окно.

Я напряженно, с замершим сердцем, ждала окончания рассказа. По тому, что он фотографировал куклу недавно, это видно по качеству фотографий, становилось совершенно ясно, что завершилась эта история благополучно, но как?..

– Отец застал меня в последний момент, – глухо произнес Ник, – и, догадавшись, что я собираюсь сделать, выпорол меня. Впервые в жизни. А потом подробно объяснил, что такое семейные ценности и как нужно чтить традиции предков. В тот момент я ненавидел его и кричал, что никогда не приму его бюргерскую идеологию! После этого случая он запер куклу в сейф, а мы с ним не разговаривали почти неделю, несмотря на попытки матери нас примирить. Я отказывался есть и злился на весь белый свет. Но однажды…

Ник снова замолчал, видимо, рассказ давался ему с усилием, а прошлое все еще оставалось живым в его памяти.

Я не перебивала. Весь мир в этот момент сосредоточился на еще недавно совершенно незнакомом мне человеке с невероятно синими глазами.

– Однажды вечером отец зашел ко мне в комнату, держа в руках эту куклу, и остановился напротив меня. Я тогда валялся на диване, бессмысленно пялясь в потолок. Даже музыку слушать не хотелось. «Я был не прав, – сказал отец, и это первый случай, когда он передо мной извинился. – Между прошлым и будущим не может быть выбора. Возьми эту куклу, я решил передать ее тебе. Ты – мое будущее, и только ты можешь сделать выбор, что оставить в своей жизни, а что безжалостно из нее удалить». – «То есть я могу сделать с ней что угодно? Продать? Выбросить?» – Я не собирался отвечать ему, планируя сохранять гордое молчание, однако его неожиданное решение выбило почву из-под ног. «Ты – будущее нашей семьи, поэтому решение за тобой», – повторил отец. После этого он осторожно посадил вот эту самую куклу на мой письменный стол, украшенный положенными под стекло постерами Kiss и Rammstein, и вышел из комнаты.