– И не он. Я его даже не знаю. Но отныне он мой должник. Его сучка больше никогда не изменит ему.

Через час Царицынский парк заполнят люди в форме, люди в штатском, кинологи и их собаки. А в трехстах метрах от того места, где они будут изучать каждый сантиметр местности, будет грохотать музыка и Рома, не дождавшись Иру, будет танцевать с другой. И будет очень удивлен, когда его выведут из зала двое крепких мужчин из МУРа и доставят в парк.

Все, что останется памятью о последнем дне Иры Галкиной, уместится на нескольких сантиметрах пленки телефонного автоответчика.


...Жанна Лепесткова. Семнадцать лет.

– Жанна?

– Нет, не Жанна.

– Тимур?

– Не он. Но он мне обязан, что эта сучка Жанна никогда не похитит его юность...


Инга Фурьева. Семнадцать.

– Инга, ты где?

– Это не Инга.

– А кто это??

– Тот, кому мужчина вашей Инги останется должным на всю жизнь.


Алена Чехова. Ей шестнадцать, и она собиралась жить вечно.

– Алена, твои ночные вылазки без предупреждения становятся невыносимы!

– Я не Алена. Я спаситель того, кто хотел связать с ней свою жизнь.


И наконец, шестнадцатилетняя Сабрина Небога.

Этот вечер начинался необыкновенно. Она посидела в ресторане на свадьбе старшей сестры, выпила превосходного вина, которое привез сестрин свекор из Шампани, потанцевала с мальчиком (завтра нужно позвонить по телефону, который он написал на салфетке), и, когда проспавшийся в углу ресторана, прямо под барабаном родственник сестриного мужа распахнул мутные, как воды Терека, глаза и воскликнул «горько», она посмотрела на часы.

Боже! Отец приедет из Надыма – будет разговор...

Уйти она решила, не попрощавшись – уж очень счастливо было лицо сестры, танцевавшей с мужем. Домой! Бегом в гардероб – и домой!

О, этот холод... Утром было под тридцать, днем – тридцать один. Она сама видела термометр за окном кухни. Сейчас, наверное, под сорок. Нужно было надеть рейтузы, мама была права.

От ресторана до дома – две остановки на автобусе. Но сейчас автобуса не дождешься – в такой мороз по дорогам ездят только такси. Опять незадача – садиться в полночь в чужую машину не очень хочется. Хоть в этом маму послушать...

И она посеменила через лесопарк Жулебина, думая только о том, как побыстрее добраться до дома. В сумочке уже дважды трезвонила трубка – это, конечно, мама. Сейчас будет большой шум прямо в прихожей.

И вдруг лес перевернулся. Больно ударившись головой о натоптанную тропинку, она попыталась встать на ноги. Но кто-то сильно ударил ее ногой в грудь, и она опрокинулась, как кукла, на спину.

Кричать! Что есть сил!

И в этот момент что-то холодное, нестерпимо ледяное вошло ей в грудь. «Сосулька?» – думала она, теряя силы.

А потом был второй удар, оборвавший для нее все в этом мире.

Что было дальше, Сабрина не знала...

– Не надейся, что на этот раз отец ничего не узнает! Завтра он придет с работы и узнает, как его дочь проживает дни подготовки к экзаменам! Ты слышишь меня? Ты слышишь?!

На этот раз убийце пришлось звонить дважды. И только тогда мать назвала девочку по имени.

– Сабрина, твои детские выходки совершенно неуместны...

– Это не ваша дочь, – отчетливо произнес незнакомый женщине голос.

– Витя?

– И не Витя.

– Тогда... кто?..

– Витин ангел-хранитель.


Распечатки коротких телефонных разговоров, их точные копии в допросах матерей, еще до изъятия кассет из приемников телефонных аппаратов, допросы тех, чью жизнь «спас» убийца. И фотографии, фотографии, фотографии... Снимки форматом 9ґ12 и 10ґ15, раскрывающие таинство того, как это «спасение» осуществлялось.

К окончанию седьмого дня работы он вошел в приемную Смагина с папкой для докладов в руке.